Штормовая волна - [131]

Что ж, хватит уже бесконечно стоять тут, пока дождь моросит в лицо. Больше никто не придет. Нужно покормить кур и гусей, которых он откармливал на Рождество.

Дрейк повернулся к дому, и тут его зоркий глаз заметил человека в длинном плаще, спускающегося от Сент-Агнесс с саквояжем. Человек, похоже, плохо знал дорогу, остановился у коттеджа Робертсов и, судя по всему, спросил, как пройти. Мистер Робертс указал вниз по холму. Человек двинулся дальше. Одет он был не слишком элегантно, но выглядел прилично — явно не нищий или бродяга.

Дрейк зашел в сарай, набрал корм для кур и положил его в миску, чтобы легче было раскидывать. Потом покормил кур, наблюдая, как они проворно устремились к нему, а затем рассыпались по двору вслед за едой, как выпущенные дротики.

Он услышал стук в ворота и пошел открывать. Человек у ворот сказал:

— Будьте добры, не могли бы вы объяснить... Ох... — И затем сбившимся голосом, — Дрейк!

Дрейк уронил миску, та закатилась за угол, и остатки корма разлетелись по всему двору.

— Ох, любимая... — сказал он. — Ты пришла домой?

IV

Она села напротив него в крохотной гостиной, волосы после дождя обвисли, на ресницах близоруких глаз слезинки. Морвенна сбросила плащ, и в коричневом шерстяном платье стала похожа на высокую болотную птицу, заглянувшую в поисках укрытия, но стоит ей обсохнуть и отдохнуть, как она снова улетит. Дрейк опустился на колени, чтобы расстегнуть ее мокрые туфли с тупыми носами, но Морвенна съежилась от его прикосновения. Она держала в руке чашку чая, согревая руки и сдерживая дрожь.

— Я вышла утром, — быстро заговорила она почти без пауз. — Рано утром. Сначала я решила оставить ей записку, но это показалось мне трусостью, и я подумала, что если в прошлом я иногда трусила, то сейчас пора остановиться. И я вошла к ней в спальню, пока она еще не встала, и рассказала, как собираюсь поступить. Сначала она рассмеялась и не поверила, потом поняла, что я и впрямь намерена это сделать, и она... она раздулась от злости. Как... как мой... как часто делал Осборн... От злости, раздражения или неудачи он становился больше.

Дрейк молча смотрел на нее, не в силах поверить, что она здесь.

— Она сказала, что остановит меня, сказала, что позовет слуг, велит меня запереть, а потом меня отошлют в специальное заведение, как когда-то пытался Осборн. Я ответила, что у нее нет на это права — теперь я вдова, да и кому до меня есть дело? Какая ей разница? Я только лишняя обуза, и я оставлю ей своего сына... своего сына.

— Не рассказывай, Морвенна, если это тебя расстраивает.

— Но я хочу рассказать, Дрейк, я должна. Должна рассказать тебе всё, что могу...

Она всхлипнула и ненадолго замолчала. Горячий чай вернул ее щекам румянец.

— И тогда она накричала на меня, кричала долго, а потом сказала, ладно, мол, я могу уйти, но только с тем, что на мне, и чтобы не вздумала возвращаться, хоть на коленях, а я сказала, что никогда не вернусь, ни на коленях, ни как-либо еще. И я ушла, дошла до ближайшей фермы, и фермер подвез меня на телеге до Грампаунда, а оттуда через несколько часов я села в карету до Труро, там мне снова пришлось подождать, пока я не нашла фургон в эту сторону. Он довез меня до Гунбелла, а затем я пешком пришла сюда. Пришлось часто спрашивать дорогу, потому что я понятия не имела, где ты живешь.

Дрейк всё смотрел и смотрел на нее. В последний раз он видел ее так близко, разговаривал с ней наедине больше четырех лет назад. Дрейк заново узнавал ее черты. Морвенна тоже посмотрела на него, и он отвел взгляд.

— Ты ела?

— Утром.

— У меня есть ветчина. И немного сыра. А еще яблоки и хлеб.

Она покачала головой, словно всё это было совершенно неуместным.

— Давай я принесу тебе одеяло, чтобы ты могла в него завернуться, — предложил Дрейк.

— Дрейк, я должна рассказать тебе о том, что случилось в апреле.

— Разве теперь это имеет значение?

— Для меня имеет. Я должна рассказать. Даже если тебя это заденет.

— Тогда расскажи. Ничего не имею против.

Морвенна смахнула с брови мокрую прядь. Ее глаза походили на темные омуты.

— Ты знаешь, что я никогда не любила Осборна?

— Ты его ненавидела.

Она задумалась.

— А знаешь, раньше я не понимала, что такое ненависть. Я просто не знала такого чувства. Лишь после замужества. Это ужасно. Она выжигает в человеке всё доброе. Как будто дитя за несколько месяцев превращается в старуху. — Она поежилась. — Мне хотелось бы забыть одно то, что я испытывала подобное к Осборну, к любому человеку. Дрейк, давай я просто скажу, что никогда его не любила.

— Пусть будет так.

— Когда родился Джон, мой сын, я заболела, но почувствовала себя гораздо хуже и душой и телом, узнав, что во время моей болезни Осборн нашел другую женщину, я не могу сказать тебе, кто она, но для меня это было физически омерзительно, настолько омерзительно... хотя мне никогда не хотелось, чтобы он ко мне вернулся... Ох, я всё неправильно рассказываю!

Дрейк встал и взял у нее чашку, снова наполнил ее и вернул. Он опять отметил, что Морвенна как будто съежилась от его прикосновения.

— И потом, еще через несколько месяцев, не могу вспомнить, когда точно, эта другая женщина... ее не стало, и он захотел возобновить отношения со мной. Я отказалась, и мы страшно поругались. Я продолжала ему отказывать и угрожала ужасными вещами. Довольно долго, наверное, года два, я не позволяла ему ко мне притрагиваться... Но затем, всего месяца за полтора до своей смерти, он пришел... в общем, он взял меня силой. И потом еще. Не один раз. Стоило этому начаться, как он повторял снова и снова...