Шторм войны - [23]

– Спецконтингент от каждой армии, – продолжал он. – Истребители Лероланы, гравитроны, бомбардировщики-новокровки. Те, кто умеет уничтожать. Заберите из города всё ценное, а потом превратите его в пепел и смойте остатки. Не оставляйте ничего, чем мог бы воспользоваться противник.

Тиберий говорил это, ни на кого не глядя. Наверное, трудно отдавать приказ об уничтожении собственного города, который он знал и который защищали его отец и дед. Тиберий ставит долг так же высоко, как традицию; оба идеала глубоко коренятся в его душе. Но тогда я питала к нему мало сочувствия – и еще меньше питаю теперь, когда мы летим в Пьемонт.

Для Красных Корвиум был воротами на кладбище. Я рада, что его больше нет.

Но, тем не менее, в глубине души мне тревожно. Корвиум еще горит перед моим мысленным взором, его стены рушатся от сокрушительных взрывов, здания разлетаются на куски, металлические ограды изгибаются, как змеи, дым ползет по улицам. Элла, один из наших электриконов, поражает неистовой синей молнией главную башню. Монфорцы-нимфы, могучие новокровки, призывают воду из ближайших ручьев и даже из реки, и обломки уносит в далекое озеро. От Корвиума не осталось ничего. Часть города провалилась, осев в туннели. Руины остались стоять в качестве предостережения, как древние каменные монолиты – с той разницей, что возникли они всего за несколько часов.

Сколько еще городов разделят ту же участь?

В первую очередь я думаю про Подпоры. Я почти год не видела деревню, где выросла. С того дня, когда я, под именем Мэриэны, стояла на палубе королевского судна, разглядывая берега Столичной реки, а рядом со мной стоял призрак. Элара тогда была жива, и король тоже. Когда мы проплывали мимо нашей деревни, они заставили меня смотреть на жителей, собранных под угрозой кнута или тюрьмы. Среди них были мои родные. И я смотрела на их лица, а не по сторонам. Домом для меня всегда были люди.

Огорчусь ли я теперь, если деревня исчезнет? Если никто не пострадает, но будут разрушены дома на сваях, рынок, школа, арена? Если Подпоры сожгут, затопят, или они просто исчезнут?

Не знаю.

Но уж точно есть места, которые должны разделить судьбу Корвиума и превратиться в руины. Мысленно я перечисляю их – и проклинаю.

Серый город, Веселый город, Новый город. И все остальные, им подобные.

Трущобы техов заставляют меня вспомнить о Кэмерон. Она спит напротив, пристегнутая ремнями безопасности. Голова у нее мотается, похрапывание почти неразличимо в шуме моторов. Из-под воротника виднеется татуировка. Черная на фоне коричневой кожи. Много лет назад на Кэмерон поставили знак ее профессии или, скорее, тюрьмы. Я видела город техов только издали, и от этого воспоминания меня до сих пор мутит. Даже не представляю, каково вырасти в нем, быть обреченной на жизнь в фабричном дыму.

Заводским трущобам должен настать конец.

Они тоже должны сгореть.

Мы садимся в Пьемонте утром. Идет дождь. Сделав три шага по взлетной полосе, к ожидающим нас транспортам, я промокаю насквозь. Фарли с легкостью меня обгоняет – она торопится к Кларе. Она не обращает внимания даже на полковника и его людей, которые подходят, чтобы поздороваться с нами. Я стараюсь не отставать – мне приходится бежать рысцой. И я заставляю себя не оглядываться на самолет, в котором прибыли Серебряные. Сквозь шум дождя слышно, как они выстраиваются на летном поле с присущей им помпой. Оранжевый цвет Лероланов, желтый цвет Джейкосов, красный цвет Калоров, серебро Самосов – от дождя все потемнело, смешалось. Эванжелина благоразумно отказалась от доспехов. Металлическое одеяние небезопасно в грозу.

По крайней мере, король Воло и его Серебряные лорды не последовали за нами сюда. Сейчас они едут домой, в Разломы, а может быть, уже и приехали. Только Серебряные, которые собираются в Монфор, прилетели в Пьемонт. Анабель, Джулиан, их разнообразные охранники и советники – а также Эванжелина и, разумеется, Тиберий.

Когда я забираюсь в благословенно сухой салон транспорта, то мельком замечаю его – он мрачен, как грозовая туча. Тиберий держится в стороне от остальных; он, единственный из всех, уже бывал на пьемонтской базе. Анабель, очевидно, привезла для него запас придворной одежды. Иначе непонятно, откуда у Тиберия взялись длинный плащ, начищенные сапоги и щегольской наряд. Издалека не видно, надета ли на нем корона.

Никто не спутает его с Мэйвеном. Все цвета у Тиберия – наоборот. Плащ и одежда – кроваво-красные с черно-серебряной отделкой. Он сияет сквозь пелену дождя, яркий, как пламя. Нахмурив темные брови, Тиберий неподвижно наблюдает, как разражается над нами гроза.

Я чувствую треск молнии, прежде чем она мелькает в небе. Элла удерживала ее, чтобы дать самолетам спокойно приземлиться. Теперь она вынуждена отпустить грозу.

Я отворачиваюсь от окна и прислоняюсь к стеклу. Когда мы катим прочь, я тоже пытаюсь кое-что отпустить.

Дом, где поселили моих родных, выглядит точно так же, как несколько дней назад, с поправкой на погоду. Дождь стучит по окнам, заливает цветы в ящиках. Трами это не понравится. Он их любит.

«В Монфоре он будет возиться с ними, сколько захочет. Мой брат сможет посадить целый сад и всю жизнь смотреть, как он цветет…».