Шторм на Крите - [60]

Официант, обслуживавший их, неизменно начинал с Юли и, удостоверившись, что она не желает чего-нибудь еще, переходил к Антону Ильичу. Стоило ей потянуться за салфеткой, как он уже спешил поменять салфетницу и поставить на стол новую, полную свежих. Едва она допила свой кофе и поставила чашку, он уже уносил ее со стола и спрашивал, нести ли вторую. Скользя поблизости, словно невидимая тень, он вмиг оказывался перед их столиком, едва только возникала необходимость.

– Как ты думаешь, почему здесь они так стараются? – спросила Юля. – Из-за места? Или из-за людей, которые сюда приезжают?

Антон Ильич открыл рот, чтобы ответить, но она опередила его:

– Знаю, знаю, что ты скажешь! Из-за размера чаевых, да?

Они засмеялись.

Сегодня к завтраку вышел управляющий. Он ходил от столика к столику, желал гостям доброго утра, интересовался, все ли им нравится, и приглашал на воскресный бранч с живой музыкой и блюдами от местного шеф-повара. Подошел он и к Антону Ильичу с Юлей. Они выслушали его недлинную речь, обещали подумать на счет завтрашнего бранча, а когда тот спросил, все ли их устраивает в отеле и не нужно ли им чего, Юля, не дав ему договорить, с чувством выдохнула:

– Все просто отлично! Нам у вас очень нравится!

Антон Ильич счастливо улыбался, глядя на нее. Он узнавал в ней ту Юлю, которая так ему понравилась с того самого первого вечера в кафе, и сейчас она сидела перед ним, точно как тогда, смеющаяся, сияющая, озорная.

– Спорим, когда он дойдет до тех двух англичанок, – она показала на двух немолодых дам, – они его не отпустят, пока не расскажут обо всех своих проблемах?

И правда, как только дошла очередь до англичанок и управляющий приблизился к ним со своей вежливой улыбкой и любезными поклонами, те словно того и ждали. Побросав приборы и позабыв о еде, они наперебой стали говорить ему о чем-то.

– Вы знаете, у меня слишком мягкая подушка! – пропищала Юля тоненьким голоском, передразнивая их. – А у меня в номере комар! Пришлите мне двух человек, чтобы поймать его! Нет, лучше трех, двое не справятся. И как можно скорее!

Антон Ильич засмеялся. Он узнал скрипучий голос старушки Веры Федоровны. Верно, Юля была сыта по горло ее поведением в эти дни, понял он.

Между тем англичанки говорили все громче, и им хорошо было слышно, как одна спросила управляющего:

– Вы говорите, это будет на веранде? – она тыкала пальцем куда-то наверх. – Там, вероятно, будет ветрено? Я не замерзну в этом платье? Как вы думаете? Мне надеть что-нибудь потеплее?

Юля расхохоталась. Антон Ильич тоже.

Он смотрел на нее, и страшно было подумать, что она могла не приехать с ним сюда и что он не увидел бы ее больше. Как он жил без нее эти три дня? Как бы он уехал сегодня без нее? Что бы с ним стало? Он вдруг понял, что тосковал по ней все эти дни и что теперь, глядя на нее, такую родную ему и бесконечно любимую, он, кажется, уже не представлял своей жизни без нее. Сердце у него в волнении сжималось от этой мысли и от смутного осознания того, что сейчас, в эти минуты, жизнь его меняется и, возможно, никогда уже не будет прежней. И боязно ему было от этого, и хорошо на душе. Он не гнал от себя эти мысли, и в то же время не хотел вникать сейчас в них и обдумывать, что же они в сущности означают, как будто боялся признать и обличить словами их истинный смысл. Он будто играл с самим собой и делал вид, что не догадывается, как важно и как серьезно все то, что происходит с ним сейчас, как неумолимо меняется что-то в его судьбе, как вот-вот безвозвратно откатится от него его прошлая жизнь и начнется новая, совсем другая. Нет, нет, не стоит преувеличивать, все это мне только показалось, говорил он сам себе и сам же понимал, что нет, не показалось. И от этого снова щекотно сжималось сердце, и волна каких-то неясных предчувствий обдавала жаром и пронизывала его всего, от макушки и до самых пят.

Только они поднялись в номер, как он, разгоряченный этими мыслями, обхватил Юлю и прижал ее себе. Голова у него закружилась, когда он коснулся ее губ. Она ответила на поцелуй, ее руки ласково обняли его затылок и заскользили по его спине. Сердце его стучало и выпрыгивало из груди. Как долго он ждал этой минуты! Как мог он согласиться на то, чтобы уехать без нее? И быть здесь без нее? Горячая волна поднялась в нем, и все смешалось в груди – и громкое, бьющее через край счастье, и блаженство от этой победы, и желание показать Юле, как он счастлив с ней и как готов сделать для нее все, отдать всего себя вместе с этим переполняющим его счастьем, только бы она узнала, поняла, что испытывал он рядом с ней.

Он снова забыл, где он, что здесь делает и куда собирался идти. Голова у него шла кругом, сердце гремело и колотилось. В пылу он не заметил, как они очутились в комнате, не помнил, почему лежали на полу, а не в кровати. Ничего больше не имело значения. Ничего, кроме Юли…

Сбылась моя мечта, думал он, когда они потом лежали на постели. Ветер с моря заходил в комнату, его тихое дуновенье касалось их обнаженных тел и таяло на коже. Юля вытянулась на животе и смотрела на порт через открытые двери балкона. Словно услышав его мысли, она обернулась.