Шторм из тени - [20]

– Я думаю, мы можем предложить нечто большее чем, жалкий барак за рядами колючей проволоки, адмирал, – топазовые глаза Причарт практически сверкали. – У Тома Тейсмана крепкое представление о правильном содержании военнопленных – как, возможно, помнит герцогиня Харрингтон с той их встречи у Звезды Ельцина. Уверена, что все наши военнопленные содержатся в подобающих условиях. Также надеюсь, что мы сможем договориться о регулярном обмене военнопленными, возможно, под обещание не участвовать в военных действиях.

– Серьезно? – Мишель была удивлена и знала, что это отразилось в ее голосе.

– Конечно. – Причарт снова улыбнулась, но, в этот раз, немного грустно. – Что бы не думала о нас ваша Королева, мы на самом деле не Роб Пьер или Оскар Сен-Жюст. Мы не ангелы, поймите меня правильно. Но мы не забываем, что даже наши враги – тоже живые люди. Хорошего Вам дня, адмирал Хенке.

* * *

Мишель опустила книгу, когда тихо прозвенел звонок двери в ее палату.

– Да? – спросила она, нажав на кнопку прикроватного коммуникатора.

– К Вам военный министр Тейсман, адмирал, – немного нервно произнес голос лейтенанта Ясмины Котсворф, старшей медсестры отделения. – Он просит о нескольких минутах Вашего времени, если Вам удобно.

Обе брови Мишель Хенке поползли вверх. Прошло чуть больше недели со времени неожиданной встречи с Элоизой Причарт. У нее была масса посетителей за это время, но все это были младшие офицеры, ознакомляющие ее с ее статусом старшей по рангу военнопленной, докладывающие о положении ее людей и других военнопленных, которые были в руках хевенитов. Все они были компетентны и учтивы, но все же она чувствовала некую скованность, которая выходила за пределы обычной сдержанности младшего по рангу офицера в присутствии адмирала. Ни один из них не упомянул о возможном визите Томаса Тейсмана.

– Хорошо, Ясмина, – ответила она через секунду, с улыбкой, которую она не могла подавить (да, честно говоря, особо и не старалась), – сейчас я гляну свое расписание. – Выдержав паузу в одно дыхание с глазами светящимися весельем, она кашлянула. – По странному совпадению, у меня выдалось свободное время, – сказала она. – Проси министра войти.

После мгновенья глубокой тишины дверь приоткрылась и в нее заглянула лейтенант Котсворф. Выражение ее лица почти заставило Мишель потерять контроль над собой и расхохотаться, но она взяла себя в руки. Затем ее взгляд переместился на шатена в гражданском и сопровождавшую его брюнетку в форме капитана Флота Республики с аксельбантом, что указывало на ее положение личного адъютанта старшего по рангу офицера.

– Рад, что Вы смогли выкроить для нас время в своем графике, адмирал, – сухо произнес шатен, но его губы балансировали на грани улыбки, и Мишель покачала головой.

– Прошу простить меня, господин министр, – сказала она. – У меня своеобразное чувство юмора, и, учитывая обстоятельства, я не смогла устоять перед искушением.

– Что, возможно, говорит о том, что мне не придется наказывать кого-либо за дурное обращение с раненными военнопленными.

– Напротив, господин Министр, – ответила Мишель намного серьезнее, – каждый в этом госпитале – особенно лейтенант Котсворф – обращаются с нашими раненными так же, как если бы они были вашими людьми. Я поражена их профессионализмом и вежливостью.

– Отлично.

Тейсман вступил в палату, огляделся, затем указал на прикроватное кресло

– Разрешите?

– Конечно. Как я уже говорила Президенту Причарт, когда она спросила о том же, это же Ваш госпиталь, господин Министр.

– Она мне об этом не рассказывала, – сказал он, усевшись в кресло, откинувшись и скрестив ноги. – Но, похоже, Вы уловили суть.

Он улыбнулся, и Мишель, почти против воли, улыбнулась в ответ.

Томас Тейсман здорово напоминает Алистера МакКеона, думала она, изучая откинувшегося в кресле человека, пока его адъютант старалась не виться слишком уж открыто вокруг своего босса, к которому явно была неравнодушна. Ни Тейсман ни МакКеон не были гигантами… по крайней мере, физически. Но у обоих была твердость в глазах: карих у Тейсмана и серых у МакКеона. От обоих исходило чувство осязаемой компетентности и оба – ей пришлось признать это – излучали ауру спокойной нерушимой целостности.

Было намного проще, когда все хевы, которых я знала, были подонками. И становится все сложнее продолжать считать, что это именно они врали о нашей довоенной переписке.

– Я полагаю, основной причиной моего визита, адмирал Хенке…, – начал военный министр, затем остановился. – Прошу прощения, адмирал, мне только что пришло в голову…. К Вам все еще правильно обращаться 'Адмирал Хенке', или же титуловать 'Адмирал Золотой Пик'?

– Строго говоря, я адмирал Золотой Пик с момента убийства моего отца и брата, – ровно ответила ему Мишель. Выражение его глаз показало Мишель, что он понял ее невысказанную мысль, но не отвел глаз, и она продолжила тем же ровным тоном. – Но мне все еще намного комфортнее, когда ко мне обращаются 'Хенке'. Я привыкла к этому еще с Академии, знаете ли.

Она хотела продолжить, но остановилась и качнула головой. Не было нужды рассказывать ему, что крошечная ее часть все еще уверена в том, что пока она не начнет титуловать себя, отец и брат не уйдут по-настоящему.