Шторм - [15]

Бекки вдруг встала и взяла Шторм за руку.

– Пойдем выпьем кофе, а потом наговоримся вволю.

Хозяйка дома распахнула дверь и пропустила Шторм вперед в безупречно чистую кухню. Первое, что гостье бросилось в глаза, был стол, накрытый красной скатертью, и четыре стула, стоящие вдоль стены под окном. В центре стола стояла высокая ваза с роскошным букетом садовых цветов. На окнах висели красные занавески – в тон скатерти, – отдернутые в стороны так, что в окно хорошо был виден задний двор. У противоположной стены находилась черная кухонная плита, рядом с ней лежала аккуратная охапка поленьев. Здесь же располагалась раковина для мойки посуды и маленький насос, подававший в нее воду. На стене, расположенной напротив окна, висели три полки – одна над другой, а рядом стояли два высоких узких посудных шкафчика. На деревянном полу не было ни пылинки, а у раковины для мойки посуды на полу лежал тканый разноцветный коврик.

– Иди в гостиную, я сейчас принесу кофе, он еще не остыл, – сказала Бекки.

Шторм кивнула и прошла через дверь, расположенную у висевших на стене посудных полок. Гостиная точно так же, как и кухня, была уютной, чистой и очень мило обставленной. По обеим сторонам камина, выложенного из дикого камня, стояли маленькие диванчики. А перед камином стоял длинный низенький столик. Напротив него находилось очень уютное на вид кресло и легкое кресло-качалка, а между ними располагался квадратный стол из сосны.

У стены за всей этой красиво сгруппированной мебелью, образовывавшей уютный уголок, стоял длинный узкий стол, на одном конце которого красовалась широкая приземистая ваза с цветами, а на другой помещалась керосиновая лампа с колбой из матового стекла. Широкий, сплетенный из полосок ткани ковер, гармонирующий по цвету с двумя маленькими подушечками на диванах, закрывал почти весь пол гостиной. Шторм сразу же подумала, что ковер сплела одна из индейских женщин, умелая мастерица в такого рода рукоделье.

Над каминной полкой висело во всю свою ширину индейское разноцветное одеяло, а на его фоне красовались и уютно тикали, отмеряя ход времени, каминные часы. На стене висел оправленный в раму живописный портрет родителей Бекки. А рядом помещалась фотография, на которой запечатлены были Шторм и Бекки в детстве.

Шторм уселась на диванчик и взяла из большой кипы журналов, лежавших на низеньком столике, один, который оказался журналом по ветеринарии. Листая его, Шторм не переставала удивляться: неужели Бекки все еще мечтает стать когда-нибудь ветеринарным врачом?

– Ну и как тебе нравится у меня? – спросила Бекки, входя в гостиную с деревянным подносом в руках, на котором стояли кофейник, две кружки, сахарница и кувшин со сливками.

– Мне здесь очень нравится, Бекки. Твой дом похож на тебя. Он такой же теплый, сердечный и милый.

Глаза Бекки засияли от радости и удовольствия, и она поставила поднос на стол.

– Спасибо, Шторм. Я лелеяла мечты о такой гостиной много лет в своем сердце. Если бы ты только видела те отвратительные комнаты, в которых я… – ее голос пресекся. И Шторм заметила страдание в глазах Бекки, которое вызвали у нее воспоминания о прошлом.

– Прошедшие годы не принесли тебе добра и радости, это правда, Бекки? – спросила она как можно спокойнее, пока ее подруга разливала кофе по кружкам.

Бекки горестно покачала своей темноволосой головкой, и ее глаза затуманились от слез.

Но тут же, хитро подмигнув подруге, она улыбнулась, и в глубине ее глаз зажглись веселые искорки.

– Те дни безвозвратно миновали, Шторм, – сказала она твердо и уверенно, – а я никогда не оглядываюсь назад. Это мое правило.

Она ловко скинула туфли и уселась на диванчик, поджав под себя босые ноги.

– А теперь расскажи мне, что произошло в твоей жизни за последние шесть лет, – потребовала она с улыбкой от Шторм и отхлебнула кофе из своей кружки. – Понравилось ли тебе житье-бытье в Шайенне? И как у тебя обстоят дела с личной жизнью? Ты влюблена? Появился ли в твоей жизни любимый человек?

От такого града посыпавшихся на нее вопросов Шторм разобрал безудержный смех. Посмеявшись вволю, она ответила на них, как говорится, в порядке поступления. Умолчав о той причине, по которой она уехала в Шайенн, Шторм соврала, что город ей пришелся по душе. Что же касается личной жизни, то здесь Шторм честно призналась в полном ее отсутствии. Не появилось у нее за это время и любимого человека.

Она сидела у незажженного камина и сама удивлялась, насколько пусты и скучны, оказывается, были ее годы, проведенные вдали от родного ранчо. Ее рассказ о событиях последних четырех лет не занял и десяти минут.

Но выслушав до конца историю самой Бекки, Шторм от души возблагодарила судьбу за свои тихие, внешне непримечательные годы, проведенные в труде и заботах.

В прошлом ее подруги не было ничего привлекательного для самой Шторм, напротив, многие события жизни Бекки произвели на нее удручающее впечатление.

Сдержанно и сухо Бекки повела свой рассказ о скитаниях из семьи в семью, с места на место, после того как она покинула дом многосемейного поселенца. Три раза за это время она жила в Шайенне, где вынуждена была работать с утра до ночи на чужих людей – она мыла и скребла пол, носила воду, была на побегушках.