Штопор - [4]

Николай подошел к столу, взял фужер. Хрусталь со звоном треснул, осколки посыпались на пол. По пальцам его потекла кровь. А глаза метали молнии. Казалось, он готов на все. Вот он шагнул к Артему, сорвал с лица фуражку.

Тот приоткрыл глаза, пьяно промычал:

— А-а, командир, привет! Прости…

— Вон отсюда!

Артем приподнялся, встал. Пьяно покачиваясь, пошел к двери, низко опустив голову. На пьяного он не был похож.

Наталья ждала, что Николай набросится на него, убьет или сильно изобьет. У Николая желваки перекатывались на скулах. Но он сдержался.

3

В салоне «Ан-24», кроме экипажа и двух штабных работников, никого не было, и каждый занял целый ряд кресел. Николай устроился впереди у столика в надежде заглушить чтением детектива клокотавший в нем гнев, но разве могли сейчас волновать его чужие страсти, когда у самого случилась такая трагедия?!

Как он любил ее, как верил! Вытащил из нужды, из грязи… Восемь классов образования, ни специальности, ни умения жить. На что она надеялась? На то, что этот ловелас женится на ней?.. Что ж, пусть узнает настоящую цену ему. Николай тоже слишком долго обольщался: хороший летчик, замечательный человек, товарищ, пора продвигать по службе… И добился: вчера полковник Щипков подписал рапорт о направлении старшего лейтенанта Симоненкова Артема Владимировича на курсы командиров кораблей дальних бомбардировщиков. И хорошо, что подписал: оставаться в одном экипаже после того, что случилось, невозможно. Командировку Николай еще выдержит, хотя члены экипажа уже заметили, что между командиром и «праваком» пробежала черная кошка; обычно они всегда сидели рядом, как и в самолете: Николай слева, Артем справа, а теперь Симоненков забился в дальний угол и делал вид, что спит. Врешь, много раз ты выкручивался из всевозможных ситуаций — где хитростью, где ложью, теперь попался с поличным, не выкрутишься, и понимаешь — проблем прибавилось: то ли поедешь на учебу, то ли нет? То ли станет твое прелюбодеяние достоянием всего полка, то ли капитан Громадин простит жену и оставит все в тайне?

По существу, он уже простил ее, не сказав: «Убирайся прочь!» А хотелось сказать. Но дочь…

Когда у них это началось?.. Хотя, какая разница! Ясно, что не неделю назад, коль Артем домой в его отсутствие стал заявляться. И не пытается объясниться, рад, что с глаз долой отсылают. Быстрее бы вернуться и отправить его из полка раз и навсегда. Правда, теперь, уедет он или останется, значения не имеет — Николай принял решение. Стыдно только будет, если узнают однополчане.

А может, в Афганистан попроситься? Нет, боевого опыта у него в самом деле маловато. Да и война непонятная, не очень-то популярная в народе…

Подготовка к перелету заканчивалась, завтра можно давать заявку, а Симоненков вдруг не явился на ночь в гостиницу. Раньше такое поведение «правака» ни у кого не вызывало удивления или беспокойства — дело холостое, утром явится. В этот же раз все ждали грозы: командирское терпение кончилось еще перед командировкой, Симоненков, видно, получил хороший нагоняй, коль боится командиру на глаза попадаться. А тут снова, и в тот самый момент, когда решается судьба — поехать ему на курсы или оставаться еще на неопределенное время в роли правого летчика.

Симоненков явился перед самым завтраком, помятый, с мешками под глазами. От него несло перегаром.

Николай не сказал ни слова, попросил штурмана:

— Передайте ему, пусть отправляется в гостиницу и отсыпается. Никуда не отлучаться, завтра рано улетаем.

Было непонятно, почему он напился. Не выдержали нервы? Смотреть каждый день в глаза человеку, которому за доброту и дружбу ты отплатил подлостью, наверное, нелегко. Или решил, что командирского кресла ему не видать и теперь все равно? А возможно, этой пьянкой хочет подчеркнуть, что такова его натура и Наталья — рядовой эпизод из его жизни, которому он не придает значения? Или специально нарывается на ссору, чтобы вызвать Николая на разговор?..

Какую бы цель он ни преследовал, объясняться с ним Николай не собирался. И шума поднимать не станет. Как-нибудь до Белозерска доберутся, а там вольному воля.

Николай сам сделал заявку на перелет, сам на следующее утро осмотрел самолет, проверил все узлы и агрегаты, топливо в баках. С Симоненковым — ни слова. Штурман и борттехник молча наблюдали за командиром и «праваком», ожидая, когда разразится гроза. Артем делал вид, что тоже занят подготовкой к перелету, суетился то в кабине, то около заводских рабочих, но держался от командира подальше. А после последних указаний даже сострить попытался, кивнув на штурмана:

— С картами, а не факир, с компасом, а блудит.

— Острота твоя стара, за такое бить пора, — серьезно отозвался на шутку оператор. — Ты лучше ответь на такую загадку: вечером орлом клекочет, ночью свиньей хрюкает, а утром зайцем по кустам прячется. Что за животное?

— Не смешно. — Симоненков повернулся и пошел от оператора.

На взлете он, как и бывало ранее, стал помогать командиру. Николай подождал, когда самолет перешел в набор высоты, и потребовал категорично:

— Убери со штурвала руки.

Симоненков отпустил управление и уставился в форточку. Так и просидел весь полет до Белозерска.