Шрамы как крылья - [13]

Слушая их признания, я мысленно переношусь в ожоговое отделение, пациенты которого мерились степенями ожогов и процентами повреждений кожи, словно наградами.

У меня обожжено шестьдесят процентов кожи, и почти везде третья степень – просто жуть. Огонь уничтожил все на своем пути: волосяные луковицы, потовые железы, жировые клетки и нервы. Руки обгорели практически до костей – это четвертая степень. Есть ожоги и второй степени, но они выглядят несерьезно по сравнению с остальной выжженной территорией. Да, они красные, припухлые и бросаются в глаза, однако затронут только верхний слой кожи.

Самое странное, что поначалу именно они чертовски сильно болят, в то время как ожоги гораздо хуже практически не ощущаются – нечем чувствовать, нервные окончания сожжены. Настоящей боли не чувствуешь, пока медсестры не начнут удалять обожженную кожу перед пересадкой.

Когда раны настолько глубоки, боль причиняет их излечение.

Я понимаю, что все смотрят на меня.

– Повторите, пожалуйста, что я должна сказать.

– Что-нибудь о себе. Решай сама, сколько и о чем, – говорит доктор Лейн.

Шею закололо, будто иголками. Все смотрят на меня и ждут подробностей возникновения моей лоскутной кожи.

– Меня зовут Ава. Я недавно переехала сюда из Юты. Учусь в школе «Перекресток».

Они ждут, но я молчу, и все взгляды устремляются на доктора Лейн. Первой тишину нарушает Розовая Зебра.

– Э-э… ты не собираешься рассказать нам о своих шрамах?

– Пайпер, я же просила тебя, – вмешивается доктор Лейн.

– Доктор Лейн, по-моему, она знает, что обожжена. – Розовая Зебра поворачивается ко мне и в насмешливом испуге прижимает руку к губам. – О боже, неужели я только что раскрыла твой секрет?

– Пайпер! Хватит! – обрывает ее доктор Лейн. – Следующие несколько месяцев вы все можете рассказывать о себе ровно столько, сколько захотите. Не существует правильных ответов и правильного количества информации.

Бросив пристальный взгляд на невинно улыбающуюся девушку в инвалидном кресле, доктор Лейн принимается рассказывать о том, что каждую неделю мы будем обсуждать новые возможности, придающие нам силы.

– Сегодня мы вкратце обсудим силу слов. Они имеют силу, потому что мы придаем им значение. Ненависть. Любовь. Надежда. Гнев. Давайте начнем со слов, которые описывают вас. Какое слово подходит вам больше всего?

Воцаряется неловкая тишина. Доктор Лейн обводит нас взглядом, однако молчит даже Болтушка без шрамов.

Доктор Лейн приятно удивлена, когда я поднимаю руку.

– Сегодня одна девушка назвала меня Фредди Крюгером.

– Ого, неслабо отожгла, – хихикает Пайпер.

Прищурившись, доктор Лейн смотрит на Пайпер, но обращается ко мне:

– Имена – тоже слова, но сегодня мы все же обсудим слова, которые используем для описания себя.

Она поворачивается к белой доске и пишет слово «жертва».

– Какие ощущения вызывает у вас это слово?

– Боль, – отвечает девушка без шрамов.

– Безнадежность, – добавляет парень.

Доктор Лейн пишет слово «выживший».

– А это?

– Надежда, – говорит парень.

– На этой неделе обращайте внимание на то, как говорите о себе. Используйте слова, которые придают вам сил, а не отнимают их.

Она пишет еще несколько слов, над которыми нужно подумать – «безобразный, искалеченный, обожженный, красивый, слабый, сильный, исцеление», – и раздает нам толстые блокноты в бело-серой обложке.

– Пишите в них все, о чем не хотите говорить вслух. Самое главное, что вы контролируете ситуацию. Вам не под силу изменить то, что произошло, но вы можете контролировать свои мысли. Ваша жизнь изменилась. Моя цель – помочь вам найти свою новую норму.

Предварительно рассказав об этикете групп поддержки, доктор Лейн разрешает нам подойти к столу с закусками. Она объясняет, что группа – это наше безопасное место и что важно рассказывать о своих травмах. Чушь, в общем.

У стола с закусками Пайпер подъезжает ко мне ближе.

– Это первая твоя группа?

Я качаю головой.

– Не-а, я просто ошиблась дверью. Думала, здесь кастинг моделей.

Пайпер смеется.

– Ох. Не дай бог Лейн услышит твои шутки. – Ее лицо принимает нарочито постное выражение. – Ведь терапия выживших при пожаре – дело серьезное.

– Понятно. Значит, ты уже не новичок? – интересуюсь я.

– Ага, я преданная поклонница групп поддержки. Родители себя не помнят от радости, считают, что у меня наметился прогресс.

Пайпер пытается взять чашку, но не дотягивается. Я передаю ей чашку, и когда наши пальцы соприкасаются, Пайпер даже не вздрагивает.

– Спасибо. Значит, тоже учишься в «Перекрестке»?

И вдруг я понимаю, что именно эту девушку имел в виду Гленн. Именно она, по мнению Коры, может стать моей лучшей подругой.

– Типа того. Сегодня был первый день.

– О боже, могу себе представить, как тебя приняли – с таким-то лицом. Трудно пришлось?

Вспоминаю взгляды, перешептывания, парня, швырнувшего в меня карандаш, – лицо у него было такое, словно он призрака увидел…

– Несладко.

– Точно, мы не слишком добры к аутсайдерам, – сунув в рот печенье, признается Пайпер. – Ты же видела талисман школы? Того ксенофобного Викинга, у которого проблемы с управлением гневом?

– Его трудно не заметить. Но я там долго не пробуду. Это нечто вроде пробной вылазки в реальную жизнь. Через две недели все смогут забыть о моем существовании.