Шпионы, простофили и дипломаты - [23]

Отношения Зорге с японскими членами его группы были не столь просты, однако вовсе не из-за страха перед шанхайской муниципальной полицией. Дело в том, что в городе росло враждебное чувство против японцев, участились случаи нападения китайцев на японцев. Маньчжурский инцидент разжег китайский национализм, а победы Чана воодушевили китайцев, придав им смелости. Более того, коммунисты по-прежнему придерживались своей обычной тактики завоевания поддержки, вызывая беспорядки и возбуждая ярость и ожесточение.

Рихард Зорге писал, что «с японскими членами группы мы встречались в ресторанах, кафе или в доме Смедли (во французской концессии)».

«Поскольку японцам было небезопасно ходить по улицам Шанхая… то обычно я поджидал японца в Гарден Бридж у границы японского сеттльмента, сажал его в машину или сам сопровождал его до места встречи. Чтобы избежать слежки со стороны японской полиции, я почти никогда не посещал японцев в японской концессии. Однако бывали и исключения. Раз или два я встречался с Одзаки в кафе на Ханькоу. Но спокойней всего я чувствовал себя, когда мы встречались в доме Смедли, и я часто привозил туда Одзаки и других японцев… Встречи обычно происходили поздно вечером.

Я избегал ненужных частых встреч и старался проводить их с интервалами в две-три недели, насколько это было возможно. После того как Одзаки сменил другой японец, я отказался от рандеву на улицах международного сеттльмента… Даты встреч, установленные заранее, всегда строго соблюдались во избежание необходимости использования почты или телефона. Бывали случаи, когда мы были в затруднении, решая, что предпринять, когда случалось что-то важное, но все равно решили и впредь не отклоняться от этого правила насколько это было возможно. Когда бы я ни встречался с японцами, я всегда делал это один, не позволяя моим зарубежным помощникам сопровождать меня. Впервые я представил японца «Полю»[12], чтобы договориться о связи после моего отъезда из Шанхая. Мы очень редко обменивались письмами и материалами при встречах; информацию мы передавали устно (хотя бывали и исключения)».

Одзаки был способный и уважаемый журналист, надежный друг Зорге и самый ценный член шанхайской – и позднее токийской – группы. Но были в группе и другие японцы, достаточно важные агенты, чтобы 4-е Управление впоследствии пожелало вернуть их в Токио для дальнейшей работы с Зорге. Среди них было несколько коммунистов, несколько сочувствующих, несколько авантюристов, а остальные – смесь авантюриста с коммунистом. Каваи Текиши был именно из этой категории. Он так и не закончил университет и менял одну работу за другой. В начале 1928 года он уехал в Китай и устроился репортером в «Шанхай Уикли», где ухитрился продержаться почти два года. Он открыл книжный магазин в Чунцине, а потом вновь принялся бродить с места на место. В 1939 году этот заслуженный советский агент был завербован японской разведкой, а в 1940-м вернулся в Японию и возобновил свою работу в группе Зорге.

Каваи стал коммунистом вскоре после прибытия в Шанхай, в 1928 году. До октября 1931 года он работал во второстепенной советской группе, когда встретил Одзаки, который и передал его Зорге и Агнес Смедли. Другой член группы, названный Каваи Шайн Ронин, китайский авантюрист, который хотя и был неплохим человеком, никогда не пользовался хорошей репутацией. Его понимание коммунизма было весьма «приземленным», а частная жизнь – «скандальной». Он постоянно нуждался в деньгах и часто просил у Одзаки наличными в долг.

Фунакоси Хисао появился в Шанхае в 1927 году в качестве репортера газеты «Майнити». Вскоре после этого он перевелся в «Rengo Tsushinsha», японское агентство новостей, где стал управляющим его филиалами в Ханькоу и Чунцине. Между 1935 и 1937 годами он представлял в Чунцине газету «Иомиури Симбун», а с 1938 по 1941 год был неофициальным советником в штаб-квартире японской армии в Ханькоу. Коммунистом он стал еще в 1929 году, но лишь в 1932 году его завербовал Каваи, который и передал его Зорге и Агнес Смедли. После отъезда Зорге из Шанхая Фунакоши был введен в группу «Поля». Его военные связи давали ему блестящую возможность сообщать о японских боевых порядках, передвижении войск и других вопросах, интересующих разведку.

Другим членом шанхайской группы, который позднее был переведен в Токио, был Мицуно Сиге. Молодой человек из хорошей семьи, он поддался коммунистической пропаганде, когда в 20 лет был студентом Восточно-Азиатской школы сценаристов в Шанхае. Он сразу же с головой ушел в партийную работу, организовав коммунистическую ячейку в школе, возглавив студенческую забастовку и занимаясь агитацией на улицах. Исключенный из школы, Сиге продолжил работу, неуклонно двигаясь к шпионажу. Но его бурная общественная активность слишком бросалась в глаза, чтобы не привести к беде: в 1931 году он был депортирован из Китая и вернулся в Японию.

В 1937 Сиге вновь вступил в группу Зорге в Токио, и хотя его часто арестовывали за коммунистическую деятельность, ему все же позволено было работать на должностях, дававших доступ к общественной и политической информации, представлявшей ценность для России. Одна из таких работ – сбор фактов для ежегодника, выпускавшегося молодежной ассоциацией «Великая Япония». После этой работы он смог подготовить обширные отчеты для Зорге о молодежной партии «Великая Япония», Обществе Черного Дракона и о реорганизациях в других консервативных партиях с давней политической историей. Он сумел также собрать сведения о вооружении двух дивизий, когда шла подготовка к военной кампании в Южной Азии.