Шпионский Кёнигсберг - [39]

В ноябре 1929 года решением окружного суда в г. Торуне Леон Хафтке и Максимилиан Пехоцкий были приговорены, соответственно, к пяти и шести годам тюремного заключения.

Апелляционный суд, приняв во внимание сотрудничество со следствием и раскаяние в совершенном преступлении, снизил сроки заключения Пехоцкому до трех с половиной лет, а Хафтке — до трех лет[156].

Большую помощь кёнигсбергскому филиалу абвера в 1920-е годы оказывал резидент германской разведки майор резерва Максимилиан Краузе, который, действуя под прикрытием торгового представителя ряда немецких фирм, привлек к сотрудничеству нескольких польских военнослужащих и государственных чиновников.

Одной из задач Краузе было добывание секретных документов военного характера, включая материалы о направлениях развития польских ВВС. Убедившись через своего агента Степанкова в целесообразности вербовки одного из служащих штаба 8-го военного округа — сержанта Станислава Пехоцкого (не путать с Максимилианом Пехоцким), Краузе установил с ним контакт и через некоторое время попросил за вознаграждение достать интересующие его документы. Для связи Краузе задействовал другого своего агента — Эхмана, который, как выяснилось позже, одновременно сотрудничал и с польской контрразведкой. Во время очередной встречи Краузе и Пехоцкий были арестованы.

После ареста Краузе его агентурная сеть некоторое время продолжала свою деятельность, но после задержания ряда агентов была окончательно ликвидирована. В частности, Казимеж Лелива, исполнявший обязанности сотрудника паспортного стола городского управления в Грудзенце, и бывший сотрудник польской полиции Ян Скаврон были арестованы контрразведкой и приговорены соответственно к восьми и двум годам заключения. Отягчающим вину Я. Скаврона обстоятельством явилось его участие в реализованных абвером дезинформационных мероприятиях в отношении польской разведки. Для создания предлога для встреч Скаврона с сотрудниками абвера в Кёнигсберге ему была дана возможность «завербовать» служащего рейхсвера и передавать получаемые от него материалы польской разведке[157].

Из приведенных выше примеров следует, что польские контрразведывательные службы в 1920-е годы смогли создать эффективный аппарат, способный в значительной степени нейтрализовать деятельность абвера и его региональных отделений по добыванию критических с точки зрения безопасности государства сведений. О результативности польской контрразведки свидетельствуют следующие количественные показатели. В 1930 году в польских судах было рассмотрено 162 уголовных дела о шпионаже в пользу иностранных государств, фигурантами которых выступили 417 агентов зарубежных разведок, включая 50 германских[158].

Германская разведка для решения информационных задач использовала возможности других государственных военизированных формирований, таких как пограничная стража, таможенная служба, полиция. Примером такого взаимодействия может служить дело Яна Коппената, сотрудника германской таможенной службы, который в процессе работы на аппарат абвера в Кёнигсберге решал многочисленные информационные и вербовочные задачи. В частности, путем привлечения к сотрудничеству польского военнослужащего Францишека Кубацкого, немецкая разведка стала обладателем большого объема документальных материалов, включая мобилизационные планы 16-й пехотной дивизии и 18-го уланского полка, дислоцированных в г. Груднендзе[159].

Все разведывательные операции в Данциге ACT «Остпройссен» было вынуждено проводить тайно через своих негласных сотрудников, занимавших в местных органах власти и управления официальные должности. Так, условием привлечения к сотрудничеству с абвером в 1923 году и последующим исполнением обязанностей по формированию и руководству агентурными сетями сотрудника данцигской уголовной полиции Оскара Райле стало требование всю работу проводить секретно, без участия его непосредственного руководителя — начальника полицейского управления Фробеса. В данном случае абвер исходил из желания не ставить в неловкое положение руководителей учреждений Данцига немецкой национальности, чтобы избежать неприятностей в случае огласки их причастности к «шпионским скандалам»[160].

Тем не менее нежелательные для германской стороны скандалы периодически возникали на страницах польской печати. В сентябре 1931 году в газетах «Быдгощский ежедневник» и «Быдгощская газета» появились явно инспирированные властями публикации об антипольской деятельности аппарата и руководства германской полиции в Данциге. Были также обнародованы некоторые факты использования полиции в интересах германской разведки. Результатом оглашения этой информации даже стали специальные слушания в Лиге Наций о ситуации в Вольном городе. Германские представители оказались в очень сложном положении, когда доказательно не смогли опровергнуть утверждения польской прессы[161].

Крупным провалом абвера в Польше стал арест и последующая казнь некоего Витольда Тулоджецкого (в других источниках — Тодолежский), гражданского сотрудника отдельного информационного реферата штаба 7-го военного округа в Познани. Он инициативно предложил свои услуги сотруднику данцигского пункта абвера Оскару Райле, в качестве аванса предоставив ряд исключительно важных секретных документов. В ходе первых бесед выяснилось, что В. Тулоджецкий является офицером (поручиком) резерва польских вооруженных сил и, выполняя обязанности помощника референта контрразведки штаба округа Тадеуша Клоцка, имеет доступ к секретным документам разведывательного характера. Всего он передал Оскару Райле около пятнадцати документов ОИР, среди которых значились: описание польской разведывательной резидентуры «Laboury»; схемы построения Великопольского инспектората пограничной стражи; документация о строительстве германских фортификационных сооружений в Восточной Пруссии, полученная агентурным путем; сборник документов германской пограничной охраны, также полученный агентурным путем; обобщенный доклад «Иностранная разведка», содержащий сведения о польских гражданах, подозреваемых в работе на абвер, и др.