Шпион в доме любви - [110]

Когда язык женщины начал двигаться, а член стал расти, он так возбудился, что повис у нее на шее и вогнал член ей в рот вместе с волосами. Было гораздо приятнее, чем делать это самому. Теперь Пьер видел только широкие губы женщины, сомкнутые на худеньком члене. Иногда член выскальзывал, но тотчас же исчезал снова, так что были видны одни лишь волосы.

Женщина оказалась страстной, но терпеливой. Мальчик обессилел от возбуждения и готов был без чувств повалиться ей на голову. Лицо ее сделалось красным. Однако она продолжала сосать и лизать до тех пор, пока мальчик не задрожал. Ей пришлось держать его обеими руками за бедра, чтобы он не выскользнул у нее изо рта. Он застонал, как пробующая голос птица. Она принялась лизать его еще отчаяннее, и ожидаемое случилось. Мальчик почти заснул у нее на плече от полного изнеможения, и ей пришлось осторожно поднимать его своими сильными руками. Он слабо улыбнулся и убежал.

Лежа в темноте мастерской, Пьер вспомнил об одной знакомой женщине. Когда ему было семнадцать, ей было уже около пятидесяти. Она была эксцентрична, капризна и носила одежду, вышедшую из моды лет за десять до этого, что подразумевало бессчетное количество юбок, узких корсетов, длинных панталон на шнурках и декольтированных платьев с широкими юбками, в которых была видна ложбинка между ее грудей — тень, исчезавшая под кружевами и тесемками.

Она была красива, с пышной копной рыжих волос и светлым пушком на коже. Ушки у нее были маленькие и хорошенькие, руки — пухлые. Особенно привлекателен был ее рот — естественно-красный, с полными губами и ровными зубками, которые она то и дело демонстрировала, так что возникало впечатление, будто она хочет ими во что-то впиться.

Как-то она пришла в гости к его матушке. День выдался дождливый. Все слуги были уже отпущены. Она стряхнула зонтик, сняла широкую шляпу и отвязала вуальку. Стоя посреди передней в длинном мокром платье, она начала чихать. Матушка Пьера уже лежала в постели с гриппом. Она крикнула из спальни:

— Если промокла, сними всю одежду, и Пьер просушит ее перед камином. В гостиной стоит ширма, за которой ты можешь раздеться. Пьер подаст тебе одно из моих кимоно.

Пьер с готовностью взял у матушки кимоно и установил ширму. В гостином камине горел приятный огонь. В комнате было тепло и пахло нарциссами, расставленными повсюду в вазах, пламенем камина и сандаловыми духами гостьи.

Она передала ему свое платье поверх ширмы. Платье было еще теплым и хранило ее запах. Пьер перебросил его через руку и, прежде чем развесить на стуле перед камином, с вожделением обнюхал. Потом она отдала ему шуршащую юбку, шов на которой был мокрым и грязным. Пристраивая юбку перед огнем, Пьер тоже ее обнюхал и пришел в восторг.

Гостья болтала и совершенно естественно смеялась, не обращая внимания на возбуждение, охватившее мальчика. Она бросила ему еще юбку, на сей раз полегче, теплую и пахнущую мускатом. Под конец она со смущенным смешком выбросила длинные кружевные панталоны. Вдруг Пьер понял, что делать это вовсе не было необходимости, поскольку панталоны не промокли. Она отдала их ему потому, что хотела этого. Он понял, что теперь она стоит за ширмой почти нагая и знает, что он может увидеть ее тело.

Когда она посмотрела на него из-за ширмы, он увидел ее пухлые округлые плечи, блестевшие, как мягкие подушечки.

Женщина рассмеялась и сказала:

— Ну так давай же кимоно.

— А чулки у вас не мокрые? — спросил он.

— Да, разумеется. Сейчас сниму.

Она наклонилась, и он представил себе, как она отстегивает подвязки и скатывает чулки. Он попытался вообразить, как выглядят ее ноги и ступни. Он больше не мог сдерживаться и толкнул ширму.

Преграда упала и открыла женщину в той позе, в какой он ее себе представлял. Она наклонилась и скатывала чулки. Все тело было такого же золотистого оттенка и таким же гладким, как ее лицо. У нее был длинный торс и большие груди, а пышность не потеряла упругости.

То, что ширма упала, нисколько не смутило женщину. Она сказала:

— Полюбуйся, что я наделала, снимая чулки. Дай мне кимоно.

Он приблизился, не отрывая от нее взгляда — от первой голой женщины, которую ему довелось увидеть и которая в такой степени напоминала живописные полотна, изученные им в музеях.

Она улыбнулась, запахнулась, как ни в чем не бывало подошла к камину и стала греть над огнем руки. Пьер был весь вне себя. Тело его пылало, но он не знал, что делать.

Она не завязывала кимоно, как следует, а думала лишь о том, чтобы согреться. Пьер сидел возле ее ног и смотрел на открытое, улыбающееся лицо женщины. Взгляд ее сделался призывным. Он приблизился к ней, вставая с колен. Внезапно она распахнула кимоно, обхватила руками голову мальчика и прижала его рот к своему лону. Он ощутил на губах прикосновение жестких волосков и страшно возбудился. В это мгновение из отдаленной спальни послышался голос его матушки:

— Пьер! Пьер!

Пьер поднялся, а подруга матушки снова запахнула кимоно. Они оба были неудовлетворены и дрожали от напряжения. Женщина вошла в спальню, села в изножье постели и разговорилась с матушкой. Пьер сидел тут же и нервно ждал тот момент, когда она начнет одеваться. Вечер казался бесконечным. Но вот она поднялась и сказала, что ей пора одеваться. Однако матушка удержала Пьера. Она хотела пить, хотела, чтобы он задернул шторы. Она не давала ему покоя до тех пор, пока подруга де оделась. Уж не догадалась ли она о том, что могло бы произойти в гостиной? Когда гостья ушла, у Пьера осталось только ощущение ее волос и розовой кожи.