Шпион трех господ - [5]

Мемуарист сэр Генри «Чипс» Ченнон описал разговор с королевой Марией как «разговор с собором Святого Павла», а письма, полученные от родителей во время имперских поездок, «холодными и неестественными», будто глава компании писал своему подчиненному. В своих довольно жалких попытках найти общий язык с родителями, молодой принц научился вязать крючком, чтобы угождать матери. Страшные вызовы в отцовскую библиотеку были неизменной прелюдией к королевским наставлениям работать и стараться изо всех сил. «Не забывай о своем титуле и помни, кто ты», – постоянно твердил его отец.

Он должен был положить свою жизнь на алтарь монархии и обменять привилегии и статус на пожизненное бремя долга и службы. Такой контракт он подписывать не хотел, его внутренняя борьба выражалась в его нервозном поведении: он постоянно теребил запонки, дергал узел галстука и постоянно держал сигарету в руке или трубку во рту. Алкоголь помогал ему забываться, принц приезжал на официальные мероприятия, страдая от похмелья.

В современном мире его искаженное видение самого себя, его убеждение, что он был толстым, хотя на самом деле он был болезненно худым, его приступы интенсивных физических упражнений и скудное питание – он никогда не обедал, – указывал на то, что он мог страдать от пагубного расстройства пищевого поведения, анорексии. В то время его личный секретарь, не зная о таких расстройствах, ограничивался тем, что называл эксцентричный образ жизни принца и его привычки в еде «идиотскими» и «совершенно безумными».

Больше всего на свете он хотел не выделяться, хотел, чтобы к нему относились, как к остальным. Ему все время напоминали о его обособленности, порой очень жестоким образом. С того момента, как он был зачислен в военно-морской колледж Осборн в возрасте 13 лет – потом принц посещал военно-морской колледж в Дартмуте, – у него было, как он говорил, «отчаянное желание, чтобы ко мне относились, как к любому другому мальчику моего возраста». Вместо этого другие кадеты смотрели на него как на экспонат в музее, они издевались над ним и дразнили, однажды покрасили его волосы красными чернилами, в другой раз устроили имитацию казни: высунули его голову через окно и опустили створку окна на шею как гильотину.

Позже он посещал колледж Магдалины в Оксфорде вместе с другим королевским сверстником, князем Югославии, Павлом. В отличие от своего королевского друга, он был, по словам князя Павла, «застенчивым и скромным, не мог влиться в университетскую жизнь или завести с кем-то дружбу». Один из наставников описывал его как «отбитого от стада барашка», через два года принц бросил колледж, так и не окончив его.

Вспышка Первой мировой войны в августе 1914 года принесла острое осознание того, что как бы он ни старался, что бы он ни делал, он, принц Уэльский, отличался от своих друзей и товарищей. Несмотря на то что после долгих споров он все-таки получил назначение в Гвардейский гренадерский полк, его оставили в Англии, в то время как его подразделение было направлено воевать во Францию. Он спросил командующего армией, лорда Китченера: «Какая разница, убьют ли меня? У меня есть четыре брата». Перед лицом такой фаталистической гиперболы Китченер объяснил, что не может позволить будущему королю подвергаться такой опасности, тем более что его могли схватить и взять в заложники.

Это было, как вспоминал принц, самое большое разочарование в его жизни – быть на войне и не видеть саму битву было совершенно удручающим. Он прошел через длительный период отчаяния и ненависти к себе, чувство неполноценности отразилось на его привычках в еде. Это вызвало у него мысли о самоубийстве, эта тема не раз всплывала в его жизни. В конце концов ему разрешили присоединиться к военному штабу во Франции, где ему иногда можно было находиться рядом с линией фронта. Этот опыт имел на него отрезвляющее действие, он сформировал свое видение мира: принц обвинял в пагубном поведении политиков, которые создали конфликт между немцами и англичанами, у которых, по его мнению, было много общего.

29 сентября 1915 года он присоединился к генерал-майору (позже фельдмаршалу) лорду Кавану в поездке на линию фронта в Лоос. Когда они приближались к месту, в сорока ярдах от них взорвался снаряд.

Позже он написал: «Естественно мертвые лежали непогребенными, в тех позах и местах, где они упали, и ты понимал весь ужас войны. Те мертвые тела представляли душераздирающее и отвратительное зрелище. Жестоко было погибнуть в нескольких ярдах от твоей цели после смертельного спринта длиной в 300 ярдов. Это был мой первый реальный взгляд на войну, он тронул и впечатлил меня до глубины души».

Когда они вернулись в церковь Вермеля, где он оставил свою машину и водителя, они обнаружили, что шофер принца был убит взрывом шрапнели. Этот трагический случай подчеркнул случайный характер смерти во время войны.

Принц Эдуард относился к поколению, которое преследовали ужасы Первой мировой войны, масштаб убийств оставил на них незаживающий шрам. Много лет спустя он вспоминал: «Мне стоит лишь закрыть глаза, и я вновь представляю эти ужасные обугленные поля, километры настилов в море грязи, колонны солдат, двигающихся к линии фронта, колонны солдат, двигающихся назад, их жизнелюбие исчезло, их глаза мертвы. Я помню запятнанные кровью куски формы и шотландки; на земле лежали трупы, лошади пытались выбраться из воронок, которые оставили снаряды».