Шпион товарища Сталина - [34]

Сообщив сногсшибательную новость, Нобль как-то сразу расслабился и почти по-дружески сказал мне, что он ни на секунду не сомневался в моей невиновности. Сказать, что я не похож на криминального коллекционера чужих акварелей, значит, ничего не сказать.

— Глупое, легковесное и абсурдное обвинение, герр Шаталов!

Я понял, что Хелен и ее отец, будучи убежденными в моей невиновности, солгали, чтобы спасти меня. Хелен не могла отнести акварель в багажник «хорьха», поскольку уехала накануне вечером, а я любовался акварелью на следующий день утром, картина была не в багажнике, она преспокойно висела на стене мезонина.

Конечно, в любом случае я был благодарен Хелен и ее отцу за ту ложь, которая спасла меня. Однако, если Хелен солгала, как же тогда картина оказалась в багажнике?

Ноблю, естественно, я ничего не сказал и снова оказался на свободе, к радости не только Хелен, но и Гофмана. Мой лютый соперник вполне справедливо рассудил, что теперь меня наконец-то отправят домой, в СССР, а Геринг заполучил акварель, о которой, как было известно Гофману, он так мечтал.

Перед освобождением Нобль снова щедро угостил меня французскими сигаретами и бразильским кофе. Мы так мило болтали, что он вдруг расщедрился еще больше и поведал мне тайну акварели «Замок Нойшванштайн».

Оказывается, картина принадлежала кисти самого Гитлера, который, как известно, был неплохим акварелистом. Пытаясь узнать, во сколько оценят картину, если автором будет обозначен другой человек, спецслужбы провернули операцию с авторством. Публике была представлена картина, принадлежавшая якобы кисти Эрика фон Горна.

Гитлер хорошо потешил свое самолюбие. Картину довольно высоко оценили специалисты. Лишь после этого он положительно отозвался о ней, и цена на акварель взлетела до заоблачных высот.

Немного позже я узнал, кто подстроил мой арест за кражу акварели. Однако обо всем лучше рассказывать по порядку.

9

Из подвала гестапо меня снова забрал не кто-нибудь, а Гофман. Он был в необычайно приподнятом настроении.

Похоже, Гофман в самом деле очень желал, чтобы я наконец убыл домой в Советский Союз и исчез с любовного горизонта Хелен. Тогда он сможет построить с Королевой люфтваффе те отношения, о которых так страстно и давно мечтал.

Гофман приветливо, как дорогого гостя, усадил меня в свой комфортабельный бело-синий двухдверный кабриолет БМВ триста двадцать шестой модели. В какой-то миг мне даже показалось, что он сейчас возьмет и расцелует меня в обе щеки.

Всю дорогу старина Гофман шутил и смеялся. Каждая шутка неизменно заканчивалась признанием в том, что он безумно рад, нет, вовсе не тому, что я уезжаю. Он рад, что ему так повезло в жизни и судьба свела его с таким замечательным человеком!

В свою очередь, я поспешил улучшить милому Гофману настроение и с ледяной улыбкой заверил его, что пока Хелен здесь, в Германии, я никуда не уеду. Перефразировав известную латинскую поговорку, я холодно добавил, что пусть рушится все, но моя любовь останется целой и невредимой.

Пусть все катится шут знает куда, внятно и по слогам повторил я, на произвол судьбы или куда-нибудь еще дальше, только моя любовь покатится туда, куда я хочу. В общем, как-то так я сказал тогда.

Я был уверен, что от расстройства чувств Гофман немедленно врежется на своем новом автомобиле в какой-нибудь ближайший столб, но, к моему великому удивлению, он мило улыбнулся в ответ.

Вдруг совершенно неожиданно его лицо приняло заговорщицкий вид.

— Хороший ты парень, Валерий. Наверное, поэтому тебе так везет. У меня для тебя сюрприз. Едем в «Веселую наковальню»!

Глава пятая Подарки Гитлера

Бельчонок, будешь знать, как бегать,

Зимой ты убежал от снега,

Весна твоя полна секретов,

Дружок, ты не увидишь лета!

Владилен Елеонский. Бельчонок в колесе

1

Было еще рано, и в пивной почти никого не было. Лишь в углу, куда не попадали яркие июньские солнечные лучи, сидели два каких-то летчика. Мне они были не знакомы.

К моему удивлению, Эмма успела возвратиться с курорта. Видимо, благодаря чешским водам она буквально за несколько дней обрела прежнюю румяность и свежесть. Великолепная хозяйка «Веселой наковальни» встретила нас с Гофманом очень радушно.

Я знал, что она всегда так встречает летчиков, однако ее любезность по отношению ко мне казалась мне какой-то особенной. Эмма была настолько любезна, что угостила бутылкой очень хорошего коньяка.

Было совершенно непонятно, с чего она так раздобрилась. Кроткий светлый взгляд, которым она мимоходом одарила меня в тот день, сказал бы внимательному наблюдателю о многом.

По идее, один мой вид теперь, после всего случившегося, должен был вызывать у нее лишь одно желание — уйти поскорее, чтобы никогда больше не видеть. Эмма, напротив, крутилась вокруг меня так, словно я притягивал ее к себе волшебным магнитом.

— Коньяк в подарок герру Гофману!

Гофман рассеянно повертел в руках пузатую бутылку, похожую на внушительную фляжку с длинным горлышком. Я с удивлением обнаружил, что Эмма подарила майору пятидесятиградусный армянский коньяк «Двин».

Гофман перевел вопросительный взгляд с бутылки на меня. Я с улыбкой поведал, что коньяк данной марки очень ценит товарищ Сталин.