Шпион - [15]

— Входите, господа, — пригласил хозяин простуженным голосом и подкрутил в лампе фитиль. Стало светлее.

Григорий осмотрелся. Помещение было небольшим, без окна, места в нём хватило только на узкую кровать и стол из ящиков с положенной на них столешницей из двери. На ней были аккуратно сложены книги и бумаги, сверху лежала логарифмическая линейка. Профессор Танк был худым человеком среднего роста с нездоровым лицом. Он сильно сдал с 1940 года, когда в составе делегации немецких авиаконструкторов приезжал в Москву и побывал в академии Жуковского. Танк показал Григорию на табурет, а сам опустился на кровать.

— Садитесь, герр оберст. Могу предложить кофе. Настоящего. Моему помощнику удалось раздобыть немного. Генрих, займитесь.

Пока Хиль молол зерна в ручной мельнице и зажигал спиртовку, Танк молча рассматривал гостя.

— Добрый вечер, профессор, — проговорил Григорий. — Вы меня помните?

— Да, мы познакомились с вами в Москве. Это было очень - давно, в другой жизни. Вы хотели меня видеть. Зачем?

— Мы очень высоко оцениваем ваши достижения и готовы забыть, что вы работали против нас, — ответил Григорий. — Американцы предлагали вам сотрудничество?

— Да, мне дали об этом знать.

— Почему вы не согласились?

— Я устал от войны. Теперь, когда война кончилась, я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое, чтобы обо мне забыли.

— Война не кончилась, профессор, — возразил Григорий. — Вы знаете о речи Черчилля в Фултоне?

— Знаю. Она меня очень встревожила. Это безумие. Закончив одну войну, готовиться к новой. История ничему не учит. Даже такие чудовищные её уроки.

— Ваш кофе, господа, — прервал их разговор Хиль.

— Спасибо, Генрих. Пейте кофе, герр оберст. Настоящий кофе — большая редкость в Берлине. Генрих, вы куда? — спросил Танк, увидев, что Хиль идёт к двери.

— Не хочу вам мешать.

— Останьтесь. У меня нет секретов от моего помощника.

— Я всё-таки пойду. Посмотрю на обстановку снаружи. Я был причиной того, что русские вышли на вас. Никогда себе не прощу, если они вас захватят.

— Это возможно? — спросил Танк, когда его помощник вышел.

— Да, — хмуро кивнул Григорий. — Если наш разговор не даст результата.

— На какой результат вы рассчитываете?

— Вы знакомы с Гельмутом Греттрупом? — спросил Григорий, не ответив на вопрос Танка.

— Я его знал. Какое отношение он имеет к нашему разговору?

— Никому ещё не удавалось уклониться от выбора, перед которым его ставит история. Гельмут Греттруп сделал свой выбор, он согласился сотрудничать с нами. Сейчас он с семьёй находится в Советском Союзе, ему созданы все условия для работы и жизни.

— В Пенемюнде Греттруп занимался «Фау-2». Чем он занимается в России?

— Тем же. Ракетами.

— Снова работает на войну? Знаете, герр оберст, какое качество я ненавижу в немецком народе? Законопослушность. Я немец, но за это я себя презираю. Законопослушность превращает народ в стадо, в рабов. В бессловесное быдло нас превратил Гитлер. В такое же быдло вас превращает Сталин. Поразительно! Всё это после страшной войны с десятками миллионами погибших, с жуткими лишениями! Нет, говорю я вам, нет, ничему не учит история!

— Успокойтесь, профессор, — проговорил Григорий. — Вас никто не собирается вывозить в Советский Союз силой.

— Вы сами себе не верите. Вам прикажут, и вы выполните приказ. Допивайте кофе и давайте закончим этот разговор. Я никогда больше не буду работать на войну. Ни в Советском Союзе, ни в США. Это то немногое, что от меня зависит, что я могу сделать. Вся моя семья погибла в Дрездене. Я хочу встретить их с чистой совестью.

Вернулся Хиль, доложил:

— Всё тихо.

Танк встал.

— Прощайте, герр оберст. Спасибо, что выслушали меня и не схватились за пистолет. Меня не интересует, как вы поступите. Вы поступите так, как подсказывает вам ваша совесть.

Хиль вывел Григория к машине, но в неё не сел.

— Останусь с профессором. На всякий случай, у него больное сердце. Дорогу найдёте?

— Найду.

— Я так и подумал, что вы знаете его адрес.

— Позвоните мне, если профессор передумает.

— Он не передумает.

— И всё-таки позвоните, — повторил Григорий. — Мой телефон у вас есть.

На следующий день он доложил генерал-полковнику Серову:

— Профессор Танк обещал подумать над нашим предложением.

— Три дня ему хватит?

— Давайте дадим неделю.

— Ладно, неделю, — неохотно согласился Серов. — Через неделю подготовить группу захвата.

Через неделю оперативники СМЕРШа ночью оцепили дом в Штеглице, в подвале которого скрывался профессор Танк. Там его не оказалось. Бесследно исчез и его помощник Генрих Хиль. Через два месяца стало известно, что они в Аргентине.

XI

Обычно майор Хопкинс приезжал на конспиративную усадьбу к полудню и четыре часа допрашивал Токаева. Больше не получалось, работа была очень напряженная, оба уставали. Но 24 апреля 1948 года Хопкинс появился рано утром, поднял подполковника с постели и приказал надеть мундир, который Токаев привёз в своём багаже из Германии.

— Поторопитесь, Григорий, у нас мало времени.

— Что за спешка? — удивился Григорий.

— Узнаете, — неопределённо отозвался Хопкинс.

Машина с водителем ждала у дома. Едва пассажиры сели на заднее сиденье, она резко взяла с места, без проверки миновала вахту с вооружённой охраной и устремилась к Лондону. Но до Лондона не доехала, свернула на окружную дорогу и вырулила на загородное шоссе. Через час впереди показались ангары, вышка руководителя полётов, тяжелые «Ланкастеры», «Либерейторы» и американские летающие крепости В-27 в камуфляжной окраске. Машина без задержки проскочила КПП и остановилась у начала взлётно-посадочной полосы возле двухмоторного военно-транспортного «Оксфорда» с опознавательными знаками британских ВВС на фюзеляже. Едва Хопкинс и Токаев поднялись на борт, как заработали двигатели, самолёт оторвался от бетона и взял курс на юг.