Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - [97]

В октябре 1962 года Николас Эллиотт получил новое назначение: глава отдела МИ-6 по Африке, базирующегося в Лондоне. Еще одно серьезное повышение с целью закрыть важный участок «холодной войны». Два года в Ливане были для него интересными, плодотворными и веселыми, сопровождались «утробным смехом», ради которого он жил. Эллиотт уезжал из Бейрута с грустью, вызванной не в последнюю очередь плачевным состоянием друга. Питер Ланн, его предшественник в Вене, а ныне преемник в Бейруте, перед отъездом спросил Дика Уайта, надо ли ему что-то предпринимать в отношении Кима Филби. Уайт был в курсе того, что последним снова заинтересовалась МИ-5. «Он предатель, это ясно, — последовал резкий ответ. — Просто приглядывай за ним, подождем-посмотрим».

Филби тоже ждал, в панике. Погруженный в скорбь, опасающийся разоблачения, напуганный шокирующим примером Блейка, а тут еще лишенный дружеской компании и верной поддержки человека, который всегда брал его под защиту, Филби находил единственное утешение в бутылке виски.

Развязка наступила не в результате новой информации от недавнего перебежчика, чего так боялся Филби; всему виной стала его старая приятельница, вспомнившая разговор тридцатилетней давности, о котором он благополучно забыл.

Глава 17 Так и знал, что это ты

Флора Соломон прожила жизнь, удивительным образом протянувшуюся от русской революции до лондонской Хай-стрит: после романа с большевиком в ранней молодости был короткий брак с британским солдатом; овдовев, она воспитывала одна сына Питера (который в шестьдесят первом основал «Международную амнистию») и создала департамент соцобеспечения в крупнейшей компании производителя одежды «Маркс и Спенсер». Будучи одним из столпов англо-еврейского общества, она продолжала, как и в тридцатых годах, устраивать регулярные приемы в своем доме в фешенебельном районе Мейфэр. Неизменные черты Соломон — русский акцент, английские манеры и твердая приверженность сионизму. «Русская душа, еврейское сердце, британский паспорт» — такую характеристику она давала самой себе. К шестьдесят второму году главной страстью ее жизни стало государство Израиль, которое она защищала и поддерживала словом, делом и финансами при каждой возможности.

Именно из-за ее приверженности интересам Израиля в ее жизнь вернулся Ким Филби. Каждую неделю, читая «Обсервер», она обращала особое внимание на то, как освещаются события на Ближнем Востоке, и ее все больше раздражали статьи Филби. «Любой, у кого есть глаза, видел их антиизраильскую направленность. Они выражали советский взгляд на ближневосточную политику», — писала она. По упрощенной схеме «холодной войны» Израиль поддерживался Вашингтоном, а Москва обслуживала арабские государства, и, с субъективной точки зрения Соломон, Филби штамповал идеи советской пропаганды, рассчитанные на то, чтобы ослабить ее любимый Израиль. (На самом деле не так: конечно, инстинктивно Филби был за арабов, но ему хватало ума не обнаруживать в открытую свои просоветские взгляды в репортажах.) В пятидесятые она воспринимала все обвинения против Филби как такие маккартистские выпады. Сейчас она задумалась. Вспомнила его слова про «общее дело» в тридцать пятом году и довольно неуклюжие попытки ее завербовать. «Мне пришло в голову: вдруг Филби так и остался коммунистом, хоть МИ-5 и сняла с него подозрения в возможном соучастии в скандале вокруг Берджесса — Маклина».

В августе шестьдесят второго Флора Соломон в очередной раз посетила Израиль, чтобы принять участие в конференции, проходившей в Институте Хаима Вейцмана, научно-исследовательском центре в городе Реховот, который основал первый президент Израиля и финансово поддержал барон Зиефф, председатель компании «Маркс и Спенсер». На вечеринке в доме Вейцмана она встретила Виктора, лорда Ротшильда, еще одного попечителя института. Сам видный ученый, Ротшильд во время войны возглавлял отдел саботажа и организации взрывов при МИ-5 и получил медаль короля Георга «за опасную работу в условиях риска». Постоянный участник вечеров у Харриса и сокурсник Берджесса и Бланта по Кембриджу, Ротшильд позже сам будет несправедливо обвинен в шпионской деятельности в пользу Советов. На самом деле ему, леваку в молодости, как и Флоре Соломон, было с коммунистами не по пути, и он поддерживал тесные связи с МИ-5. Ротшильд и Соломон знали друг друга с тридцатых годов, и в какой-то момент разговор естественным образом перешел на их общего знакомого Кима Филби. «Почему „Обсервер“ пользуется услугами такого человека, как Ким? Они что, не знают, что он коммунист?» — сказала Соломон.

Ротшильд вздрогнул, так уверенно это прозвучало. А Соломон продолжила о том, как в тридцать пятом Филби с гордостью похвастался, что выполняет «очень опасную работу ради мира на Земле», и попытался ее завербовать в качестве коммунистической шпионки. Ротшильд насторожился. В свое время он внимательно следил за делом Филби, и ему было известно, что, несмотря на множество косвенных улик против человека, который когда-то был его другом, публично никто не указал на связь Филби с советской разведкой. Он начал ее расспрашивать о Филби и общих друзьях военной поры. Оказывается, она всегда подозревала Томми Харриса в том, что он советский шпион: «интуиция мне подсказывала, что Харрис не просто друг» Киму Филби.