Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - [86]

Репортажи Филби из Бейрута были добротными, хоть и без особого блеска. Если ему казалось, что тема заказанного материала излишне легкомысленная, — например, арабские девушки-рабыни, — то он писал под псевдонимом Чарльз Гарнер. Даже в журналистике он вел двойную жизнь. Филби сразу начал собирать информацию для своих кураторов в МИ-6. Он «прекрасно понимал их требования». На раннем этапе его разведывательная работа в Ливане сводилась к неформальным разговорам с арабскими политиками, после чего он «сообщал британскому правительству, о чем они думают на самом деле». Начальство явно было им довольно: спустя год в Бейрут прилетел шеф ближневосточного отдела МИ-6 и пригласил его на ланч в дорогой ресторан с видом на море, где сказал, что его статус подтвержден, а сумма предварительного гонорара повышена. «Стремясь быть на хорошем счету», Филби снова включился в работу на МИ-6 «с повышенной ответственностью», при этом ожидая неизбежного звонка из КГБ.

В Бейруте он жил по заведенному распорядку. В полдень посещал отель «Нормандия», не столь заметный и дорогой, как «Сент-Джордж», чтобы пропустить первый стаканчик «Кровавой Мэри» и прочитать почту и свежие газеты. Однажды к его угловому столику подошел молодой крепыш за тридцать, явно иностранец, и протянул свою визитку: «Петухов, советская торговая миссия».

— Я читал ваши статьи в «Обсервере» и «Экономисте», мистер Филби, — начал он, — и нахожу их очень глубокими. Я вас искал. Не откажете ли вы мне в любезности поговорить? Меня особенно интересуют перспективы Общего рынка в арабских странах.

В этот момент Филби мог положить конец своей двойной жизни. Он мог ответить Петухову, что ему неинтересно обсуждать арабскую экономику, и тем самым послать сигнал КГБ, что он вышел из игры. Другие агенты, завербованные в тридцатых, включая Энтони Бланта, успешно отделались от советской разведки. У Филби началась новая жизнь: новая любовь и две интересные, удачно совмещенные и хорошо оплачиваемые работы, Николас Эллиотт прикрывает его от дальнейшего расследования МИ-5, его репутация журналиста и эксперта по Ближнему Востоку растет на глазах. Так что он мог отклонить авансы КГБ вполне безнаказанно. Вместо этого он пригласил Петухова к себе на чай.

Позже Филби объяснит свое решение как идеологически верное, в духе «абсолютной преданности советским идеалам», в которые он поверил двадцатиоднолетним парнем. Так он поступил, по собственной оценке, исключительно из политических убеждений, коими руководствовался на протяжении всей жизни. Он относился с презрением к тем, кто из-за ужасов сталинизма бежал с корабля. «Я остался верен курсу, — писал он, — твердо веря в то, что революционные принципы переживут заблуждения отдельных личностей». Впоследствии Филби признавал, что у него бывали минуты сомнения и что на его взгляды оказывали «влияние и воздействие, порой довольно грубое, пугающие события». Но нет никаких свидетельств того, что он хоть раз поставил под сомнение саму идеологию, которую открыл для себя еще в Кембридже, или изменил мировоззрение, или всерьез признал беззакония коммунистов на практике. Филби никогда не делился своими взглядами и не обсуждал их ни с друзьями, ни с противниками. Он сохранял и поддерживал свою веру, не прибегая к помощи священников или единоверцев, в полнейшей изоляции. Филби считал себя идеологом и лоялистом; в действительности он был догматиком, уважавшим только одно мнение — свое собственное.

Но готовность, с какой он снова бросился в объятия КГБ, объяснялась не только политикой. Филби обожал обманывать. Эротическому драйву измены, как и тайным махинациям, бывает трудно противостоять. Некоторые мужчины любят демонстрировать свои знания. Другие ловят кайф от того, что владеют монополией на информацию, это дает им тайное ощущение своего превосходства. Филби был неверным мужем, но отзывчивым любовником, хорошим другом, заботливым отцом и широкой душой. Он обладал талантом задушевности. Но при этом ему нравилось скрывать правду от близких людей. Существовал один Филби, которого они знали, и другой Филби, которого знал только он. Алкоголь помогал вести двойную жизнь. Ведь алкоголик — это тот, кто оторвался от внутреннего мира и подсел на искусственную реальность. Филби не желал отказаться от шпионства, а возможно, и не сумел бы при всем желании: это был его наркотик.

На следующий день Петухов ровно к трем прибыл на квартиру Филби — первый и последний раз, в целях безопасности. Гость установил правила. Если Филби понадобится встреча, он должен в указанный час выйти на балкон с газетой, а если что-то срочное, то с книгой. Отныне Филби и его новый куратор будут видеться регулярно, но только после заката и только в Бейруте, в каком-нибудь тихом месте. Агентурная сеть КГБ в Бейруте, по словам Юрия Модина, представляла собой «большой улей»: отсюда агенты выдвигались во все концы Ближнего Востока. Филби была поставлена задача выяснять «намерения правительств Соединенных Штатов и Великобритании в регионе». И он с радостью взялся за дело.

Осенью пятьдесят шестого Элеанор Брюэр сообщила мужу, что она от него уходит. Сэм Брюэр, только сейчас узнавший про знойный роман, возражать не стал, и Элеанор уехала с дочерью в Сиэтл, на прощанье сказав Филби, что собирается получить «развод по-мексикански», что быстрее и дешевле, чем американский вариант, так как не требует присутствия супруга. Единственным препятствием оставалась Эйлин Филби.