Шпион с пеленок: детство - [3]

>

3. Грудничок ))

«М-м-м, ням-ням… Бывают же подарки в этой жизни», — думал мужчина в теле грудничка, лаская языком нежную ареолу.

Вот уже два месяца прошло этой «новой старой жизни», а его существование оставалось вполне комфортным во всех отношениях. Северус понимал, что, пока ему удается это тончайшее влияние на разум окружающих, он в безопасности. А потому продолжал осторожно оттачивать навык, позволяя себе формирование новых мыслей у матери не чаще одного раза в день-два, а у отца и того реже — один-два раза в неделю. Или вообще по обстоятельствам. Снейп был шпионом из будущего в собственном прошлом, лазутчиком в недрах своей семьи… И чрезвычайно приятно было при этом понимать, что в этот раз он работает исключительно на самого себя. Ну, еще в какой-то мере на мать, конечно.

Как он к ней относился?

О, он мог теперь трезво ее оценивать. Она была избалованной размазней, не любившей никого, кроме самой себя, жившей на всем готовом, воспитанной в традициях пренебрежения всеми, кто не входил в ее «высокий круг». Во многом это было виной не ее, а семьи, но…

Как она оказалась замужем за маглом, да еще ничего особенного собой не представлявшим, для сына оставалось загадкой, впрочем, как и для нее самой. Неконфликтная, мягкая, она совершенно не умела (и не хотела) ничему сопротивляться, но представляла собой мягкий воск… Из которого Северус легко лепил необходимое. Беда была в том, что постоянно приходилось следить, чтобы «скульптура» не оплывала: при возникновении любых затруднений Эйлин так и норовила растечься лужицей.

Но как бы ни был мягок воск, в конце концов и он застывает, а со временем может и закаменеть. И, видя в матери постепенно проявляющиеся новые черты, замечая среди них наконец пробуждающуюся материнскую любовь, Северус чувствовал… нежность. И благодарность: она все же дала ему жизнь. А с остальным он уж сам разберется.

И он работал.

Видя ее неприспособленность, неумелость, он «налаживал контакты» с теми, кто умел многое, чувствуя падение настроения и депрессивные нотки — успокаивал, веселил, развлекал… И, наконец, осознал, что да — он опять кого-то спасает.

По сравнению с матерью отец был довольно опасным существом и, если говорить о материале, походил отнюдь не на воск, но… Северус задумался. Камень, определенно, камень, но какой? Песчаник! — осенило его. Да, жесткий, не гнущийся, но он легко ломается и рассыпается при чуть более сильном воздействии. Можно только аккуратно отсекать и отшелушивать лишнее. Его форму все время необходимо закреплять, но не как у матери, а совсем иначе. Задабривать чем угодно приятным. Едой. Сексом. Послушанием. Вниманием. Показным уважением. Лестью. Но не факт, что закрепить получится надолго: песок есть песок, и только хорошая плавка может сделать из него что-то путное — кроме пляжа, конечно.

Эйлин не умела ничего из списка «закрепителей». К счастью, новые подруги могли многим поделиться, и вопросы еды, внимания и послушания начали решаться, причем довольно неплохо. А вот проблему с сексом, увы, пришлось взять на себя самому. Уж Северусу-то было неплохо известно, как может влиять на характер и мироощущение молодого мужчины длительная неудовлетворенность… И он осторожно, понемногу, но при каждом кормлении ласкал ее грудь, транслируя в мысли матери размытый образ отца и глубоко внутри себя тихо шипя (надо ж хоть как-то сбрасывать раздражение).

Через некоторое время это стало действовать: Северус видел, как мать стала чаще обнимать отца и прижиматься к нему грудью. Увы, этого оказалось недостаточно.

«Драконьи яйца, как вы меня вообще зачали-то?» — подумал Северус, транслируя легкое возбуждение отцу, когда оба родителя находились рядом с ним. Тот с интересом посмотрел на приоткрытую кормящую грудь жены и хмыкнул. Эйлин подняла голову, их глаза встретились.

Почувствовав, наконец, их возбуждение, не доевший Северус предпочел отвалиться и сделать вид, что спит.

Притворяться и играть на пределе собственного немалого артистизма ему особо не приходилось, младенческое тело прекрасно справлялось с этим само. Развивать его мужчина не торопился, чтобы не вызывать особого внимания. Ребенок должен «просто быстро и хорошо развиваться», и опережать события определенно не стоит. Уж что-что, а ждать и терпеть он умел. Раздражение же от беспомощности чаще всего перекрывалось осознанием пользы этой самой беспомощности. Ну, и было достаточно времени хорошенько продумать и представить линию развития собственной жизни и заодно жизни самых близких.

Снейп не собирался дать опуститься матери, намеревался по возможности воспитать отца, а еще ему очень хотелось узнать, каким все-таки образом его родители вообще оказались вместе. Потому что по всем законам логики, и не только логики, но и здравого (и даже не очень здравого) смысла, такого быть в принципе не могло.

И он понемногу, осторожно погружался в сознание матери все глубже и глубже, исследуя как саму память, так и особенности процесса.

Поначалу у него возник дискомфорт от невозможности вести записи, но ученый нашел выход, мысленно создав гибрид гримуара и журнала наблюдений в своем воображении и отмечая там все важные моменты. К собственному удивлению, нарисованная в сознании полка с книгами оказалась удобной и доступной, как в настоящем книжном шкафу.