Шпион под подозрением. Спасские ворота - [7]

Перминев захлопнул папку, сунул в ящик стола и тщательно все запер. Быстрым шагом он вышел из кабинета и направился к лифтам. Скромный советский служащий с аккуратно зализанными назад волосиками. «Хорек», как его прозвали сослуживцы.

Калягин выключил приемник и пошел на кухню. В холодильнике лежали полиэтиленовые пакеты с продуктами из цековского магазина, в кастрюле на плите — свежие овощи. Можно было положиться на собственные кулинарные таланты или вызвать одну из горничных, дежуривших в здании круглосуточно, чтобы та приготовила ужин. Или исполнила иное пожелание. Здесь одиноким холостым жильцам предоставлялась полная свобода выбора.

Трель автомобильного рожка, помешавшая насладиться Моцартом, буквально потрясла Калягина. Обычный для московских улиц звук — сигнал проехавшей мимо окон машины — был для Калягина секретным позывным, азбукой Морзе. Он распознал бы его в любом шуме, расслышал бы во сне и даже на собственных похоронах, наверное, ожил бы при его звуках. Открыл бы крышку гроба и сел, прислушиваясь.

Итак, Лондон решил «разбудить» его после стольких лет «спячки»…

Неожиданно Калягин поймал себя на том, что дрожит. От него хотят получить проверочный отчет — «справку о состоянии здоровья», как они выражаются. Невидимая рука протянулась через всю Европу и постучала к нему в двери.

Калягин потянулся было раздавить неспешно крадущегося таракана, но передумал. Помилованный таракан шустро уполз за висящую на стене фотографию Кремля.

Воспоминание из детства настигло Калягина. Тогда ему было, наверное, лет пятнадцать. Он навещал мать в таллиннской больнице, где она провела почти все свои последние годы. Он заметил таракана, ползущего по стене больничной палаты и, свернув газету, уже замахнулся, как вдруг услышал голос матери.

«Не надо, сынок, — быстро сказала она. — Все-таки какая-никакая компания».

У Перминева с утра во рту не было ни крошки. Ему ужасно хотелось домой. Но черта с два его быстро отпустят. Вот так всегда: сначала промаринуют в приемной, а затем извиняются с издевательским видом. Перминев ненавидел их, хотя и отметил для себя, что стоит опробовать метод на своих подчиненных.

— Пройдите.

В дверях кабинета стоял генерал. В кабинете оказалось еще два офицера. Перминеву указали на деревянный стул у стены. Хозяева сидели каждый за своим столом. В просторной комнате, освещенной единственной лампой под дешевым абажуром, стоял полумрак. На стене висел необычный портрет Ленина — никогда раньше Перминев не видел вождя столь сурово настроенным.

— Это ваше окончательное мнение? — спросил генерал, кивнув на синюю папку в руках Перминева.

— Да, как мне кажется.

— Кажется? — Генерал брезгливо скривил губы. — Что это значит?

У Перминева перехватило дух, словно он очутился на краю пропасти. Малейший толчок, и он долго-долго будет лететь вниз. Отступать поздно.

— Нет, я уверен. Все проверено.

Генерал снял очки, взглянул на Перминева, движением брови приглашая коллег полюбоваться на незадачливого сотрудника. Где-то внизу глухо забормотали трубы центрального отопления.

— Ну, в таком случае, — сказал генерал, — можно вызывать его завтра утром. — Он испытующе посмотрел на Перминева. — Под вашу ответственность. У меня все.

Выйдя из подъезда, Перминев, не оборачиваясь, спустился к площади Свердлова и лишь здесь оглянулся. Стоял прекрасный зимний вечер — слегка морозный, синий с красными росчерками. Перминев помимо воли не мог оторвать взгляда от здания, которое он только что покинул. Нет, не зря народ мрачно шутит, что оно самое высокое в мире — с крыши Лубянки явно просматривалась Колыма.

Тем временем хозяин кабинета пожелал спокойной ночи адъютанту и остался наедине со своим помощником.

— Одной заботой меньше, что, разумеется, не дает нам права расхолаживаться. — Генерал сладко зевнул, прикрыв глаза. — Наш председатель считает, что где-то есть утечка. Буквально слышит ее — как свист воздуха из дырявой покрышки. Он хочет, чтобы мы потрясли пару-тройку деревьев и посмотрели, что с них упадет.

Помощник оживился.

— Где нам лучше начать?

— Я уже начал, — сказал генерал. — С Англии. Почему с нее? Не знаю. Просто по наитию.

— Вы имеете в виду Долинга? — спросил помощник.

Генерал открыл глаза, молча глядя прямо перед собой. Затем зевнул еще раз.

Паркер оставил машину возле гостиницы «Интурист». Здесь она привлечет меньше внимания. Судя по термометру, висящему на противоположной стороне улицы, сильно подморозило. Слякоть на тротуарах застынет. В свете уличных фонарей и витрин прохожие казались бесплотными силуэтами.

Он изрядно промерз, пока добрался до кафе «Садко» на Пушкинской улице. Паркеру не нравилось место встречи. Слишком много здесь, в центре, всегда стукачей — как штатных, так и энтузиастов, мечтающих попасть в казенную ведомость на выплату гонораров.

Саша уже ждал его. Заметив Паркера, он заказал кофе и коктейли.

— Бармен — мой приятель.

Как всегда Сашин голос звучал горячо и уверенно.

«Странная все-таки у него физиономия», — подумал Паркер. Восток явно сквозил в его чертах — в разрезе глаз, приплюснутом носе. Лицо широкое, болезненно бледное, но при этом симпатичное. Паркер припомнил, как Саша говорил ему, что приехал в столицу из Средней Азии в поисках цивилизации. Может, он думал, что ее продают вразвес в московских магазинах?