Шпаги и шестеренки - [43]

Бимон бросил быстрый взгляд на лейтенанта, лейтенант еле заметно пожал плечами:

– Пусть будет так.

И первая партия отправилась вниз на горячую землю.

Боул, пока лифт опускался, внимательно осматривал окрестности в бинокль, Ян Ретиф спокойно дымил своей трубкой, а Конвей тихо, так, чтобы остальные не слышали, спросил у Егорова, не боится ли тот. Боюсь, сказал Егоров, а что? Вот и я боюсь, еле слышно вздохнул американец. Такое совпадение, правда?

Лейтенант и его солдаты быстро выбрались из корзины, щелкнули затворы, Боул взвел курок на своем «веблее» и поднял револьвер дулом кверху, согнув руку в локте, как перед дуэлью.

Бур выбрался из корзины не торопясь, присел на корточки, опершись о землю прикладом ружья, как посохом. Стал рассматривать почву под ногами, время от времени бросая взгляды вокруг, словно высматривая что-то или кого-то.

– Жарко, – сказал Конвей, когда корзина лифта поехала вверх. – На корабле было прохладнее.

– Земля нагревается от солнца, – ответил Егоров.

– Жарко, но озноб все равно по коже так и шныряет, – Конвей передернул плечами. – И ведь не то, чтобы я боялся… Под Гетисбергом я был в обслуге митральезы. Когда на тебя прет пехота, а у нашей «Матильды» вдруг заклинило замок – страшно было, но как-то не так. А тут… Вы себе хоть немного представляете, что здесь творится? В этом проклятом буше. Ну негры, ну собрали армию. Ну захватили несколько городов. И два года Империя ничего не делала, чтобы поставить зарвавшихся черномазых прийти в себя?

– Четыре проигранных сражения, – Егоров сорвал травинку под ногами, прикусил и сплюнул, ощутив резкую горечь. – Шесть с лишним тысяч погибших и пропавших без вести солдат и офицеров. Это только здесь и только британских. Повальное дезертирство вспомогательных туземных войск, здесь и по всей Африке. Похоже, что Империя ничего не делала?

– Значит, делала не так. Что значит – четыре проигранных сражения? Как это первоклассная армия проиграла толпе обезьян, вооруженных копьями и дубинами? – американец попытался свернуть себе сигарету, но отчего-то табак просыпался мимо бумаги.

Конвей ругнулся и отбросил листок. Белой бабочкой взлетел тот, повинуясь ветру, и исчез где-то вдалеке.

– Сколько народу было под Ледисмитом? Две тысячи одних только британских солдат, плюс еще столько же вспомогательных войск. Четыре орудия и шесть пулеметов Максима. И что? Сколько народу вернулось к побережью? Нисколько. И никто даже не знает, что там произошло. Проспали. А как иначе? Как иначе толпа негров могла прорваться сквозь пулеметный огонь. Шесть пулеметов, черт. Старик Хайрем, когда узнал об этом, говорят, чуть не сошел с ума. Шестьсот выстрелов в минуту производит этот дьявольский пулемет, мать его так. Шестьсот умножить на шесть… это получается… получается… – Конвей щелкнул пальцами, раздосадованный тем, что из-за злости не может произвести простое арифметическое действие.

– Три тысячи шестьсот, – подсказал Егоров.

– Да, три тысячи шестьсот. Да во всей этой проклятой Южной Африке не найдется столько негров, чтобы выстоять минут десять под огнем шести пулеметов Максима… Вы можете себе представить, как это возможно? Только проспали. Точно – проспали. Вот как ваши под Якутском, – внезапно сменил тему Конвей и посмотрел вдруг в глаза Егорова твердо и внимательно. – Ведь проспали? Скажи мне, русский? Проспали…

– Это американцы во Флориде в прошлом году проспали, – спокойно выдержал взгляд Конвея русский. – Сколько народу той ночью полегло? Четыреста человек? А сколько индейцев? Неизвестно? Тоже никто из ваших не вернулся, чтобы рассказать?.. А под нашим Якутском мы не проспали. Нас честно порвали в клочья. А у нас тоже были пулеметы. Мы…

– Ты там был? Сколько вас спаслось?

– Всего из трех казачьих сотен и артиллерийской батареи? – уточнил Егоров. – Пятнадцать человек. Мы были в разведке на другом берегу реки. Имели удовольствие наблюдать…

Русский отвернулся.

– Такие дела, – протянул Конвей. – Мир сошел с ума. Мир сошел с ума… Казалось бы – у тебя есть пулемет, а у него – нет пулемета. Значит, ты всегда прав. Честно? Честно. Не хватило у тебя ума и силы удержать свое – отдай другому. Сильному. А теперь что? Стадо немытых семинолов прорвались из Оклахомы во Флориду и устроили там резню, как хорьки в курятнике… Ваши татары…

– Якуты, – поправил Конвея Егоров. – Нас резали якуты.

– Да какая к свиньям собачьим разница, кто конкретно нас и вас резал? Важно одно – почему-то дикари вдруг смогли… посмели и смогли… Это у нас дома все еще как-то более-менее… А здесь… Здесь в Африке… Как? Был Трансвааль – нет Трансвааля. Была республика Оранжевой реки? И нет ее. Закончились. Англичанам, значит, когда пришлось, надавать смогли, а нигерам… вонючим тупым нигерам… Немцы на востоке материка пока живут, вроде бы, без особых проблем, португальцы – тоже не воюют в Мозамбике больше обычного. А тут, на Юге…

– И там, – Егоров указал на север. – И там, в Конго. Экспедиционный корпус Бельгийской Армии, десять тысяч человек, при двадцати пушках, трех десятках пулеметов. При четырех канонерских кораблях отправились вверх по реке Конго… Четыре года назад, если не ошибаюсь… И вернулись только трупы, приплывшие по воде. И корабль с перебитым экипажем, опустившийся по течению. Как во всем мире смеялись над несчастным Леопольдом… Вы не смеялись? Проиграть свои личные владения, казалось бы, давно загнанным в ярмо туземцам. И как проиграть… Вчистую…