Шпага Суворова - [18]

Этого как раз и боялся Фридрих!

После разных передвижений большая часть русских войск ушла на зимние квартиры.

А на Берлин был предпринят смелый поход.

Перед корпусом, которым командовал генерал Чернышев, стояла задача захватить столицу прусского короля, уничтожить в ней арсенал, пороховые мельницы, запасы оружия, амуниции и продовольствия.

В передовом отряде в четыре тысячи человек на Берлин шел и молодой Суворов.

В начале сентября тысяча семьсот шестидесятого года отряд подошел к Берлину. Начался артиллерийский обстрел.

Командир отряда, тайный сторонник прусского короля, Тотлебен не спешил. Он всячески затягивал приказ о штурме и повел нескончаемые переговоры с комендантом Берлина об условиях сдачи крепости. Солдаты роптали: «Двести верст отмахали без отдыха, а теперь — вас ист дас, кислый квас — стоим на месте!» Офицеры тоже возмущались.

Наконец, под сильным нажимом офицеров, Тотлебен выделил по триста гренадеров на штурм двух ворот крепости.

— Как же так! В крепости десять ворот, а штурмовать будем только двое из них! — ничего не понимая, возмущались одни.

— Свояк свояка видит издалека. Фридриху на руку играет, — роптали другие.

— Измена! — шептали втихомолку третьи.

Возмущавшимся офицерам Суворов с хитрой усмешкой предложил:

— Что ворота считать? Мы русские. Откроем двое ворот — узнаем, кто за десятью сидит. На штурм! — и схватился за рукоять палаша.

Русские войска рвались в бой.

Тотлебен не мог остановить их.

И штурм двух ворот первоклассной по тем временам крепости Берлина начался.

Горстка храбрецов ворвалась в город, но, не получив от Тотлебена поддержки, ушла обратно.

Через три дня подоспел, наконец, вспомогательный корпус. Штурм крепости решили возобновить.

Предупрежденный об этом шпионами, комендант города прислал своего представителя для переговоров о сдаче.

Утром русские войска вступили в Берлин.

По запруженным народом улицам столицы надменного прусского короля двигались архангелогородские драгуны, малороссийские гренадеры, гусары Молдавского и Сербского полков.

Уланов Санкт-Петербургского полка сменяли эскадроны тяжелой кавалерии кирасир, а за ними двигались с лихими песнями на устах, с присвистом и молодецкими выкриками пехотинцы: апшеронцы, суздальцы, муромцы, кексгольмцы, киевляне, выборжцы, москвичи и многие, многие другие.

Их не удержали ни тяжелый походный марш, ни крепостные стены, ни хитрые вражеские замыслы. Бесконечной лентой, могучие, шли они неудержимой лавиной, словно хотели всем своим видом сказать: «Горе вам, поднявшим на нас оружие».

За пехотой грохотали тяжелыми колесами пушек и зарядных ящиков артиллеристы полковника Маслова и подполковников Глебова и Лаврова, заливались широкой, как безбрежная степь, песней донские казачьи полки Туроверова, Попова, Дьячкина. В синих мундирах, в синих шароварах с красными лампасами, с длинными пиками в руках, на низкорослых быстроногих донских лошадках — они повергали берлинцев в трепет.

— Степное войско, — боязливо шептали жители столицы, глядя на невиданных пришельцев. Те шли, приветливо улыбаясь, будто встретили старых знакомых.

Члены берлинского магистрата поднесли русскому командованию старинные ключи от ворот города.

Полки, участвовавшие в походе на Берлин, были награждены серебряными трубами, очень похожими на те, которые мы недавно видели у горнистов воинской части на перроне вокзала…»

Рассказ Измайлова захватил лейтенанта.

Особенно заинтересовала его награда полков серебряными трубами.

— Это же замечательно! — восхищался молодой офицер. — Но почему трубами? Ведь есть же причина этому?

— Да, есть! — сказал Измайлов.

— Какая?

— Вы читали «Слово о полку Игореве»?

— И не один раз.

В Новеграде трубы громкие трубят,

Во Путивле стяги бранные стоят! —

помните?

— Совершенно верно. Помню! — ответил лейтенант.

— Звуком трубы управляли войсками во время боя. Так почему же нельзя награждать трубами за воинские подвиги?

Юноша пристально глядел на Измайлова. Он не замечал ни остановок, ни того, что рассказ о трубах заинтересовал пассажиров вагона.

— …Только не думайте, что полки сразу получили готовенькие серебряные трубы и сыграли на них зорю. Нет! — говорил Измайлов. Командирам дали контрибуционные деньги в серебряных талерах и предложили перелить монеты на трубы.

Полки стояли на зимних квартирах.

Казначеи отсчитали нужное количество талеров и отправили полковых представителей с заказами на серебряные трубы.

Доверенные от полков поехали — кто в Дрезден, кто в Данциг, а кто в Кенигсберг, где уже несколько лет находился русский генерал-губернатор Василий Иванович Суворов, отец будущего полководца.

Доверенные старались. Они хотели, чтобы Апшеронский пехотный полк имел трубы, совсем не похожие на те, что изготовляли для Невского полка. А трубы Выборгского — своей чеканкой, художественным орнаментом, позолотой и украшениями из дорогих камней — отличались от труб Санкт-Петербургского конно-гренадерского полка.

Мастера изготовили около пятидесяти сверкающих серебром труб, украшенных гравированными надписями, гербами и орнаментом из барабанов, пушек, знамен, кирас, литавр и оружия, перевитых дубовыми и лавровыми ветвями и лентами.