Шотландская сага - [54]

В лагере Джонни бесцеремонно пнул носком сапога в ребра полуголой аборигенке, которая сидела на корточках перед костром, куря глиняную трубку. Когда она обернулась, чтобы возразить что-то вожаку бушрэнджеров, Энгус увидел самую безобразную женщину, из всех, каких ему приходилось видеть в жизни.

— Шевелись, Красотка. У нас гости. Брось несколько кусков мяса в котел, а потом пойди и позаботься об этом молодом человеке. Его выпороли. Давай, поворачивайся, ленивая корова! Вставай!

На этот раз пинок, последовавший за словами Джонни, был значительно сильнее, чем прежде, но женщина только улыбнулась и неспешно поднялась с земли.

— Она его вылечит. А теперь пойдем выпьем виски. Я взял его из дома местного члена магистрата в Йорке. Ты не пробовал ничего подобного с тех пор, как уехал из Шотландии…

Пока Джонни болтал, Энгус разглядывал лагерь. Он был разбит у входа в небольшую пещеру — грязный и беспорядочный. Кроме Красотки там были еще три аборигенки. Две из трех, вероятно, были в состоянии сильного опьянения и лежали на земле совершенно голыми. Третья женщина сидела у костра и кормила грудью младенца, который был такой же черный, как и она, но на головке у него пробивались рыжие волосики.

Виски было великолепно, как и обещал Джонни. Пока гости сидели и пили с бушрэнджерами, их вожак спросил Энгуса, не собирается ли он остаться в лагере и присоединиться к его банде. Энгус опьянел от превосходного напитка. Воспоминания о прежних счастливых днях нахлынули на него — он припомнил, как пил кристально-чистое виски Высокогорья на покрытых вереском склонах, пока младшие дочери играли рядом, а Эльза ждала в маленьком домике, — дни, которые ушли навсегда.

Энгус с трудом вернулся к действительности.

— На моих глазах один из моей сыновей умер от порки. Я не хочу видеть, как жизнь другого закончится на виселице. Я отправляюсь на Север, Джонни. В глубь материка, а потом дальше, в глубь страны, чтобы забыть о тюрьме и заключенных. Мы уже говорили об этом однажды, когда тебя ранили, помнишь?

Джонни кивнул, но ничего не сказал.

— Пойдем с нами, Джонни. Если ты останешься здесь, тебя в конце концов поймают, и ты прекрасно об этом знаешь. Пойдем с нами и начнем новую жизнь далеко отсюда.

Джонни покачал головой и сказал с ноткой сожаления в голосе:

— Я не могу, Энгус. Не сейчас. Два года назад это могло бы случиться, может быть. Но сейчас, я — знаменитый Джонни Гэлеон, удачливый бушрэнджер. Предводитель шайки, которая наводит страх на фискалов и тех, кто подвергает заключенных порке, и тех поселенцев, которые скорее сдерут шкуру с заключенного, чем ударят собаку. Я что-то стал из себя представлять. Ты знаешь, что губернатор обещал мне недавно помилование? Пригласил меня в свою «резиденцию», чтобы обсудить это. Можешь себе представить? Ну, в Англии он наверняка перешел бы на другую сторону дороги при встрече со мной, потому что от меня «дурно пахнет»! Конечно, я знаю, что они меня поймают рано или поздно, но сначала пусть потратят свои денежки на мою поимку, потому что получат они меня, только когда застрелят насмерть. Я не стану главным действующим лицом на их празднике «отсечения головы». Обо мне сочиняют легенды, Энгус. Легенды, которые дают надежду человеку, закованному в цепи по рукам и ногам в какой-нибудь темной дыре только потому, что он не так взглянул на тюремщика, как нужно. Обо мне будут помнить даже тогда, когда все забудут имя суперинтенданта тюрьмы в Хобарте и имя судьи, который отправил меня сюда.

— И все же обдумай все еще раз, Джонни. Нам нужен человек, который знает, как выжить в этой стране. Это будет прекрасная жизнь для всех нас — в месте, где нет тюрем… нет солдат.

— Такая жизнь действительно прекрасна. И, если бы я этого хотел, я бы ушел с вами. Но мне что-то лень, может, я пошлю кого-нибудь еще, чтобы он пожил этой прекрасной жизнью вместо меня. Мы отбираем имущество только у того, кто может себе позволить прожить без нескольких овец. Таким образом, мы не трогаем владельцем мелких ферм, и они остаются на нашей стороне. Тут у нас есть женщины… определенного сорта. Если нам нужно еще, мы идем и забираем их у аборигенов. Когда я прихожу в поселение, народ меня узнает. Я вижу уважение у них в глазах. Много ли заключенных пользуются уважением? И много ли будут пользоваться? Нет, Энгус, я остаюсь здесь и буду продолжать то, что делаю сейчас. Я согласен, что мне не дожить до старости, но, клянусь Богом, мне нравится такая жизнь!

Бушрэнджер влил полкружки виски себе в глотку и сразу же наполнил ее снова.

— Но вам потребуется проводник, который укажет дорогу до побережья, и у меня есть такой человек. Скинни… Скинни Харрис, ты где?

Стало совсем темно, языки пламени костра отбрасывали танцующие тени на небольшую площадку перед узкой пещерой.

— Скинни — в кустах с этой молодой аборигенкой. Мы захватили ее только на прошлой неделе, и он никак не может оставить ее одну. Если он и дальше будет так усердно трудиться, боюсь, что мы не увидим его вовсе. Скинни! Иди сюда… ты мне нужен.

Высокий худой мужчина вышел из кустов откуда-то сбоку, толкая перед собой молодую девушку-аборигенку, одну из тех, что валялись на земле в состоянии сильного опьянения, и видно было, что действие алкоголя еще не прошло. С бессмысленным взглядом, на ватных ногах, она упала на землю туда, где лежала раньше, свернувшись калачиком, чтобы снова заснуть.