Шотландская любовь - [25]

Мириам Лофтус должна бы выглядеть помятой или хотя бы уставшей с дороги, но нет же, она ослепительно хороша, хороша настолько, что Фергус дар речи потерял!

Она не пошла в Нижний двор сразу, а отправилась в туалетную комнату, сорвала повязку с головы, собрала волосы в сетку на затылке, чтобы они хоть чуть-чуть меньше походили на гнездо. Вымыла руки и лицо, но, оглядев платье, поняла, что ему уже ничто не поможет.

Ну по крайней мере в пиршественном зале пол чистый.

Шона расправила плечи, сделала глубокий вдох и пошла встречать американцев.

– Приношу мои извинения, полковник сэр Гордон, – проговорила Хелен. – Шона очень устала за последнее время.

Фергус улыбнулся, глядя в честные глаза Хелен Патерсон.

– Гордон в порядке, мисс Патерсон, – ответил он.

– Ах, простите, мне так неловко, – смутилась Хелен.

Хелен Патерсон помешана на приличиях, подумал Гордон. Интересно, туго ли ей приходится в компаньонках у Шоны?

– Вам нет нужды просить прощения за Шону, – сказал он. – Она всегда отличалась бурным темпераментом.

Удивительно, но ему доставило немалое удовольствие вновь наблюдать вспышку ее ярости. Образ холодной неприступной графини всего лишь маска, личина.

– Вы знали друг друга с детства.

Хелен вновь взглянула на него, на этот раз – с любопытством.

– Шона вам рассказывала?

– Пойдем поприветствуем их официально, – предложил Фергус, стоявший у подножия лестницы.

Гордон посмотрел на друга. У Фергуса горели щеки, но иных признаков утомления он не заметил.

– Ты справишься? – спросил Гордон и в ту же секунду пожалел: вряд ли такая постановка вопроса придется другу по душе.

К его удивлению, Фергус только кивнул.

Широкие коридоры Гэрлоха позволили им проследовать к месту встречи плечом к плечу. Хелен шла посередине и молчала, как и Фергус.

Гордон вспомнил, как погладил Шону по щеке и она вздрогнула. Серые глаза источали холод и не позволили ему проникнуть в тайну ее мыслей. Графиня Мортон во всем своем ледяном великолепии. Что ему придется сделать в следующий раз, чтобы заставить ее сбежать? Нет, что за глупая мысль! И тем более взволновало его сладкое предвкушение, которое эта мысль вызвала.

Кто-то тронул ее за плечо – Шона и не оборачиваясь знала, кто это.

Гордон измывался над ней все ее детство – пока ей не исполнилось семнадцать. Она точно помнила тот момент, когда он взглянул на нее по-новому, когда перестал видеть в ней надоедливую сестренку Фергуса и увидел молодую женщину. В тот день они с горничной экспериментировали в поисках наилучшей прически и в конце концов вплели в ее локоны ленты того же цвета, что рукава и кант на платье. Платье было самое обычное, дневное, впереди Шону ждал обычный день в Гэрлохе, но когда она спускалась по лестнице, Гордон уже ждал внизу Фергуса. Он обернулся и молча одарил ее долгим взглядом, и тогда Шона поняла каким-то шестым чувством, что с этого дня отношения их станут другими.

Она отошла от него на несколько шагов, отчаянно не желая вспоминать другие сцены их общего прошлого.

В следующую минуту во двор въехал поистине величественный экипаж. Такие кареты Шона встречала в королевской резиденции. Экипаж был гораздо шире обычных шотландских дорог, из чего Шона сделала вывод, что тот, кто его купил, не представлял, куда держит путь. Видно было, однако, что экипаж оснащен хорошими рессорами и в нем может разместиться шесть или более человек.

Кучер преклонного возраста в такой же ливрее, как и великан, восседавший рядом с ним, искуснейшим образом обращался с шестеркой гнедых лошадей. Кожаную упряжь украшало серебро, блестевшее на солнце. Шона подумала, что на дверях кареты вполне может быть и позолота.

Вслед за каретой во двор въехали две повозки, первая – груженная сундуками, вторая бочонками, коробками и клетками, сваленными друг на друга.

– В конюшнях, похоже, скоро станет тесно, – заметил Фергус.

Ее брат, конечно, прав. На данный момент она насчитала уже четырнадцать лошадей, если же у американцев есть сопровождающие или другие повозки, будет еще больше. Дай Бог, чтобы в тех бочках был провиант.

Сидя в Инвернессе, она воображала, как приедет американский толстосум, она в красках опишет ему историю Гэрлоха, тот проникнется к ней симпатией и предложит за замок высокую цену. Самое большое препятствие, которое она предвидела, – это упрямство Фергуса.

Она даже подумать не могла, что американец объявится с такой помпой и его будет сопровождать столько народу. Ведь их всех придется где-то разместить и чем-то кормить.

Та еда, которую только что привез Гордон, показалась ей жалкими крохами – когда в перспективе нарисовалась необходимость кормить Томаса Лофтуса с дочерью, троих кучеров и бог знает скольких еще слуг. Не говоря уже об этом великане. Сколько, интересно, он съедает за один раз?

Она не могла просто спросить у Лофтуса, в самом ли деле он намерен купить замок и сколько дает за него, и оформить сделку прямо сегодня. Не могла, а стоило бы. Ей потребуется все ее обаяние, хоть она сейчас и не чувствовала в себе ни капельки шарма. Нужны дипломатичность и такт – и именно теперь, когда у нее нет ни того ни другого.

Ее снова тронули за плечо. Шона, раздосадованная, обернулась, но увидела не Гордона, а Хелен. Та всем своим видом призывала ее вспомнить хорошие манеры. Хелен не просто компаньонка, в последнее время она стала почти что ее совестью.