Шорох прибоя - [18]

Гвельтов никогда не напивался до такой степени, как в тот вечер, когда Лонгар холодно с ним простился и, захватив пробы, оставил одного на пристани. В те дни, когда удачей не пахло, он был ему нужен, как каторжный сутками сидел в лаборатории, а сегодня... Он вспомнил маслянисто блестевшую жидкость в последней бутылке и смачно выругался.

Еще больше его обиду разжигала мысль о том, что Лонгар мстит ему за вечер с Вестой. Гвельтов завернул в первый попавшийся портовый кабачок и выбрался оттуда далеко за полночь. Он брел по самой кромке тротуара, то и дело останавливаясь и бессмысленно озираясь. Иногда подолгу стоял неподвижно, обняв фонарный столб, и рассказывал ему о своих обидах. Прохожих в этот поздний час было немного, а те, что попадались навстречу, сразу же, завидев Гвельтова, переходили на противоположную сторону. Вечерами в городе бывало неспокойно, а от пьяного неизвестно чего ожидать... Так что Гвельтов не испытывал неудобств в своем зигзагообразном движении. Вся левая половина улицы оставалась в его распоряжении. Только пройдя три квартала и выбравшись на набережную, что заняло у него не меньше двух часов, он наконец понял, что идет в противоположную от дома сторону. Это открытие несколько отрезвило его. И все же впоследствии, восстанавливая в памяти все события этой ночи, Гвельтов никак не мог вспомнить, в какой именно момент у него появился товарищ... Вроде бы на набережной он был один, а когда шел обратно, у него уже не было необходимости делиться своими печалями с фонарными столбами, поскольку рядом оказался внимательный, чуткий, все понимающий собеседник. Они успели обсудить все достоинства хорошо очищенной можжевеловой водки. Затем Гвельтов долго объяснял, каким законченным мерзавцем оказался его шеф, и, кажется, сумел доказать, почему именно.

Гвельтову давно не попадался такой толковый, настроенный в унисон его самым сокровенным мыслям собеседник. Вполне довольные друг другом, они забыли о времени. Гвельтов помнил, что на углу какой-то улицы, отнюдь не той, что вела к его дому, в руках у его товарища оказалась заветная плоская бутылочка, какие носят в верхнем боковом кармане пиджака истинные ценители и знатоки. Гвельтова, правда, несколько удивил тот факт, что бутылочка оказалась нераспечатанной, в фабричной упаковке...

Когда на дне почти ничего не осталось, Гвельтов перешел к анализу личных связей, на которых держится современное общество. И здесь они оба проявили редкостное единодушие и общность взглядов. Дальше в памяти Гвельтова образовался какой-то странный провал, очевидно, содержимое заветной бутылочки подействовало на него сильнее всех предыдущих. Как бы то ни было, полностью очнулся он уже в лаборатории... Причем совершенно не помнил, как сюда попал и почему вообще оказался на работе ночью... Рядом с ним за столом сидел совершенно незнакомый человек, И с этого мгновения мозг Гвельтова заработал уже вполне отчетливо, сохранив в памяти все подробности того, что произошло дальше.

- Итак, вы обещали мне показать ту самую штуку, из-за которой ваш шеф...

Глаза незнакомца блестели холодно и совершенно трезво. Очевидно, он еще не догадался, что в этот момент алкоголь без всякого постепенного перехода полностью потерял свою власть над Гвельтовым. Вполне добросовестно изображая пьяного человека, он радостно и глупо рассмеялся, шатаясь, подошел к полке и снял старый прошлогодний журнал.

- Вот тут! - заплетаясь, произнес он и хлопнул по папке рукой. - Вот тут, дорогой друг, все написано! История всех моих бед. Я дарю вам это!

Гость брезгливым жестом отодвинул от себя пропыленную цапку и внимательно посмотрел на Гвельтова.

- Вы как будто собирались показать мне совсем не бумаги.

Голос гостя стал строгим, в нем появились металлические нотки.

- Перестаньте паясничать, Гвельтов! Вы уже совершенно трезвы. Садитесь и слушайте меня внимательно.

Последнюю просьбу Артам выполнил беспрекословно, все еще надеясь выиграть время и разобраться в непонятной для него ситуации.

- Сейчас вы выключите сигнализацию и откроете сейф.

- Кто вы такой?

- Не задавайте глупых вопросов. Делайте, что вам говорят.

- Вы уверены, что я...

Он не успел закончить... Перед глазами вспыхнули огненные круги. Страшная боль согнула его почти пополам. Ни глотка воздуха не проникало в его сжатые спазмой легкие. Мучительный удушающий кашель раздирал внутренности. Ударил его профессионал. Ударил со знанием дела. И постепенно, с трудом обретая контроль над непослушным телом, Гвельтов уже знал, что из этой истории ему, пожалуй, не выпутаться...

В те редкие дни, когда человек бывает по-настоящему счастлив, он может жить как птица, бездумно, и очень часто не замечает этих прекрасных дней. Только потом, когда они уже позади, нам становится ясной их настоящая цена. Иногда меня даже пугало слишком уж определенное и потому немного нарочитое ощущение счастья. Когда же это началось? Когда впервые она решила нарушить неписаные правила, оберегавшие наш хрупкий стеклянный покой? Я хорошо помню этот день... Это было воскресенье. Мне не надо было рано вставать. Я нежился в постели и слышал, как на кухне Веста, что-то напевая, готовит кофе.