Схолариум - [23]

Некоторые засмеялись. Даже Штайнер улыбнулся.

— Если бы все заключалось в одном круге, то ему бы не требовалось начала. Тогда последнее находящееся в движении одновременно являлось бы и первым находящимся в движении… — сказал Ломбарди.

— А где бы пребывал этот круг? — спросил бакалавр, и в голосе его послышалась ненависть.

— Он бы пребывал везде, — спокойно ответил Ломбарди, — это был бы принцип мира и универсума.

— А Бог? Куда же вы тогда ставите Бога? В начало или в конец?

— Нет ни начала, ни конца. Это принцип круга.

Ответа на вторую часть вопроса он дать не успел.

Но и без того было понятно, какие из этого последуют выводы. Штайнер прервал диспут.

Вечером в схолариуме на Гереонштрасе появились два присланных канцлером человека, которые приступили к осмотру спален студентов. Они обыскали и стоящие в коридоре сундуки, перелистали книги, просмотрели записи, потрясли кровати, сняли одеяла, но не обнаружили ничего, кроме полчищ разбегающихся в разные стороны блох Штайнер стоял в дверях и смотрел на чиновников. Неужели злодей — будь то Домициан фон Земпер или даже Лаурьен — не оставил никаких следов? Где же преступник писал свою записку?

— Я точно так же мог бы настрочить ее в коллегиуме, — услышал вдруг Штайнер позади себя голос Домициана, который, улыбаясь, приблизился к нему. — Я же не настолько глуп, чтобы разбрасывать здесь всякие подозрительные бумаги.

— Нет, конечно нет, — спокойно ответил Штайнер.

— Значит, вы все еще меня подозреваете?

— Да, все еще подозреваю.

— А Лаурьен? Разве не с таким же успехом преступником может быть он?

— Да, это тоже не исключено.

— Я этого не делал, — упрямо сказал Домициан. — А Лаурьен и мухи не обидит. Это же ни в какие ворота не лезет.

Штайнер молчал. Да, не лезет, но другой зацепки у него нет.

Сейчас, вечером, под окном было тихо и спокойно. Торговцы скотом ушли, но остался запах мочи, резкий, едкий. Тяжелые темные тучи подбирались к скользящему вниз солнцу. Заскрипела какая-то табличка, раскачиваемая поднявшимся вдруг ветром.

Софи замерзла. Холод окутал ее, словно вторая, стыло ледяная кожа. Пресвятая Дева, что я здесь делаю? Почему не изучаю какую-нибудь приличную профессию? Я слишком ленива? Слишком изнежена? Или слишком горда? Никогда в жизни женщине не позволят учиться на факультете, даже думать об этом смешно. Но я им покажу, на что я способна. Гризельдис уверяла, что это легкие и достаточно большие деньги. Только изредка, время от времени. А после каждого клиента — за книгу, она будет читать, пока буквы не полезут из глаз, потому что куда же им еще деваться? Оставаться в ней? Она не сможет найти им применения, хотя ей хочется всё знать. Откуда у нее эта фатальная жажда знаний?

И тем не менее она ответила Гризельдис: «Нет, это даже не обсуждается». Может быть, попробовать получить место переписчицы? От этой мысли она слегка успокоилась. Накинула плащ и спустилась вниз. Уже падали первые капли дождя. Софи постояла перед домом. Она не любила ходить по ночам одна, но сейчас ее ждала Гризельдис. Миновав сенной рынок, она вздрогнула. Нельзя ли ее проводить, поинтересовался веселый мужской голос. Сзади стоял Ломбарди. Берета у него на голове не было, и если бы не этот темный плащ, он походил бы на греческого бога. Дальше они пошли вместе.

— Есть новости про убийцу? — спросила Софи.

— Предположительно это студент или магистр артистического факультета. Кому бы еще пришла в голову мысль загадать нам философскую загадку!

— И как? Вы ее уже разгадали?

— Нет.

— Я слышала, Штайнер проверил плащи всех магистров. Наверняка это не прибавило ему новых друзей.

— О, — с издевкой произнес Ломбарди, — все сошлись во мнении, что он просто хотел избавить нас от подозрений. И это ему удалось.

— Да не могли это быть магистры, — пробормотала Софи, — они сидели все вместе в пивной. Один за всех, все за одного.

И вдруг дождь хлынул как из ведра, вся улица тут же оказалась в воде.

— Сюда! — закричал Ломбарди и схватил Софи за руку. Рядом находился трактир, дверь которого распахнулась от ветра, а хозяин как раз пытался ее закрыть.

Они сели на скамью и заказали вина. За окнами сверкали молнии и грохотал гром. Хозяин перекрестился. Многочисленные церковные колокола проснулись все разом. В окна хлестал град, а потом из-под двери потекла вода. Колокольный звон усилился, но его перекрывали раскаты грома. Буря снова распахнула дверь, и внутрь ввалилась толпа мужчин, стремящихся найти защиту от непогоды. «Молния ударила недалеко от церкви Святых апостолов!» — крикнул один, и вот уже в переулке показались бегущие стражники.

Поднялся переполох. Где-то якобы орды оборванцев ограбили золотых дел мастера, у которого градом выбило окна. На месте строительства собора обвалились леса, похоронив под собой двух проходивших мимо женщин. Тем временем трактир заполнился настолько, что протиснуться в него не смогла бы даже мышь. Но народ все прибывал и прибывал, хотя многих из этих мужчин хозяин до сих пор никогда и в глаза не видел. Он бы с удовольствием выставил их вон, но они грубыми голосами требовали пива и не выражали желания вылезать на растерзание потусторонних сил. Потом один из них схватил топор и приставил его к горлу хозяина: если он не принесет им пива немедленно, то тут же превратится в труп, а они ведь собирались даже заплатить, у них карманы просто набиты деньгами…