– Я думаю, похороны будут гражданские.
– Вы хотите сказать, нищенские похороны. Что-то для тех, о ком некому позаботиться.
Со стороны моря послышалось далекое приглушенное жужжание вертолетов.
– За мной прилетит специальный самолет, чтобы доставить меня в Вашингтон, – твердо сказал Смит, закрывая тему похорон.
Его молчание было выразительнее слов. В конце концов, для Цирцеи уже никто ничего сделать не может.
– Думаю, вам двоим нужно как можно быстрее отправиться в Фолкрофт. Яхта, на которую вы меня забрали, сможет довезти вас до Майами?
– Она и до Тринидада может довезти, – сказал Римо, – и на Гаити, и в Пуэрто-Рико, и на Барбадос.
– Не может быть и речи, – огрызнулся Смит.
– У меня рука разбита.
– Об этом мы позаботимся в Фолкрофте, – Смит выключил компьютер.
– Кстати, у меня ваши распечатки насчет ТСС, – сказал Римо.
Смит изумленно посмотрел на него:
– Что вы говорите?
– То, что вы слышите. Это было счастливое время, проведенное с диктатором Абрахасом, помните? Либо я и Чиун попутешествуем по морям, пока моя рука не заживет, либо парни из Государственной службы получат небольшой презент от Харолда Смита.
– Это шантаж! – выкрикнул Смит. – Вы ходите по лезвию, Римо.
– Скажите это в суде, – ответил Римо.
Выйдя из комнаты, Римо дотронулся до руки Чиуна:
– Иди на яхту, папочка, у меня есть еще кое-какое дело.
Старик наморщил лоб.
– Не терзай себя. Некоторые вещи уже не исправишь.
– Знаю, – ответил Римо.
Он прошел в комнату, где лежала Цирцея. Ее тело окоченело. На белоснежном лице выделялся длинный темный шрам.
– Чародейка, – сказал он, нежно поднимая ее.
Через стеклянные двери он вынес ее в сад.
Облака ушли, и ночное небо снова зажглось миллионами звезд.
Римо принес Цирцею в пещеру, туда, где они любили друг друга. Там, под землей, вдыхая запах мха и моря, он вырыл ей могилу.
– Прощай, Цирцея, – он поцеловал ее в холодные губы.
На мгновение показалось, что они снова оживут, теплые и любящие. Но это чувство исчезло, и Римо похоронил ее тело. Он украсил могильный холмик цветными камнями и морскими звездами, найденными на берегу океана. Гордый своей работой, он встал. Эта маленькая могила была памятником женщине без имени, но она была памятником и ему. Однажды, Римо это знал, он тоже станет таким же неопознанным телом. Как и Цирцея, он не владел своей жизнью. Его смерть неизбежно будет так же безымянна, как и ее.
И эти похороны были для них двоих.
Римо медленно вышел из пещеры. У выхода ему что-то послышалось, он обернулся, но вокруг было тихо. Как и надлежало быть у могилы.
Он шел по мягким волнам прибоя, вдоль темного берега, когда этот звук возник снова, тихий, но ясный. Это была музыка ветра и моря, камни отражали ее, и она разносилась далеко, далеко.
Пещера пела, и эта музыка была пением сирены.
