Шлюз - [12]

— Ты не накличешь беду, а, Питер?

— У меня дурное предчувствие, что беда все равно будет. Вчера, во второй половине дня, когда поступил этот звонок из FFF, я послал двоих своих лучших людей в этот район. Надеялся, что им удастся что-нибудь разнюхать. Был некий шанс. Но сейчас преступность в Амстердаме сосредоточена в районе, где базируется банда, называющая себя кракерами. Как, по-вашему, FFF можно отнести к преступникам?

— Хочешь спросить, одного ли поля эти ягоды? Может быть. Но в FFF, похоже, ребята неглупые. Настолько неглупые, что не станут связываться с кракерами, которых никак не назовешь интеллектуалами преступного мира.

— Так вот, об FFF. Раз у нас уже есть этот длинный парень, у которого, возможно, не все в порядке с глазами и который, к тому же, может оказаться иностранцем, то можно считать, что мы их накрыли.

— Сарказм тебе не идет. Хорошо, хорошо, все версии надо отработать. Действие лучше, чем бездействие. А что за еда в «Ла Караче»?

— Для этого района — на удивление хорошая. Я там несколько раз ел… — Ван Эффен осекся и взглянул на де Граафа. — Вы собираетесь оказать нам честь, пообедав с нами, сэр?

— Ну, я подумал, что как шеф полиций…

— Конечно, конечно. Очень рад.

— И никто не будет знать, где я. — Казалось, эта перспектива де Граафа особенно радует. — Этот проклятый телефон может звонить, пока не охрипнет. Я его не услышу.

— Его вообще никто не услышит. Этот проклятый телефон, как вы выражаетесь, придется выключить, как только мы припаркуемся. Вы представляете, как прореагировали бы обитатели этих мест, услышав мобильный телефон?

Они тронулись с места. Через некоторое время де Грааф зажег новую манильскую сигару. Ван Эффен опустил окно. Полковник спросил:

— Ты конечно, поинтересовался владельцем «Ла Карачи». Как его зовут?

— Он предпочитает, чтобы его называли просто Джордж. Я знаю его сравнительно неплохо. Люди здесь о нем очень высокого мнения.

— Он что, добрый человек? Занимается благотворительностью? Достойный горожанин, да?

— Говорят, что он является членом трех или четырех успешно действующих преступных организаций, причем не рядовым. Никаких наркотиков или проституции. Эти виды преступной деятельности Джордж презирает и никогда с ними не связывается. Говорят, что его коньком является грабеж. Обычно вооруженный, с насилием или без, в зависимости от того, оказывают ли сопротивление. Сам же он может быть очень агрессивным. Это я лично могу подтвердить. Насилие, конечно, не. было направлено на меня. Нужно совсем из ума выжить, чтобы нападать на лейтенанта полиции. А Джордж в своем уме.

— У тебя, Питер, определенно редкий талант подбирать себе друзей, помощников, сотрудников или как еще ты их там называешь, — сказал, попыхивая сигарой де Грааф. Если его что-то и задело, он не подал виду. — А почему же эта угроза обществу до сих пор не за решеткой?

— Нельзя же арестовать, обвинить, преследовать и осудить человека на основании слухов. Не могу же я подойти к Джорджу с парой наручников и сказать: «Люди тут о тебе всякое рассказывают, так я тебя арестую». Кроме того, мы друзья.

— Но ты же сам сказал, что он может быть очень агрессивным. Ты можешь его поймать на этом.

— Нет. Он имеет право удалить любого посетителя, если тот пьян, пристает к другим, злословит или скандалит. Этим и ограничивается агрессивность Джорджа. Выдворением подобного посетителя. Чаще двоих за раз. По закону он имеет на это право. А мы и есть закон.

— Похоже, это интересная личность. Во всяком случае, не обычная. Двоих за раз, а?

— Подождите, пока не увидите Джорджа.

— И как же ты собираешься меня представить?

— Нет нужды подчеркивать принадлежность к полиции. Просто полковник де Грааф. Будем считать, что это полуофициальный визит.

— Но меня могут узнать.

— Полковник, в городе нет ни одного уважающего себя преступника, который не узнал бы вас за километр. Скорее всего, когда их дети плохо себя ведут, родители размахивают у них перед носом вашим портретом и говорят своим чадам, что если они не исправятся, то их заберут в кутузку.

— Очень остроумно! Ты и сам довольно известен. Хотел бы я знать, что говорит о тебе преступный элемент!

— Нечего и гадать. Они считают, что я слишком ловок для полицейского.

Перед весьма непривлекательным входом в «Ла Карачу» был маленький тупичок. Такой узкий, что по нему даже не мог проехать автомобиль. Потрескавшаяся штукатурка у входа и крошечное крылечко с шелушащейся краской создавали неверное представление о том, что ждало вас дальше. Войдя в заведение, вы попадали в бар. Он был чистым и хорошо освещенным. Стены бара были отделаны отполированными сосновыми досками, на которых было множество сучков. В зале стояло с полдюжины столиков, у каждого из которых было по четыре кресла. Это были именно кресла, а не привычные металлические или пластиковые стулья. Вдоль полукруглой стойки бара располагались привинченные к полу высокие табуретки. За стойкой возвышался сам хозяин. Взглянув на него, вы забывали обо всем остальном.

Джордж был громадным. Очень высоким и очень широкоплечим. Весил он, вероятно, не меньше ста тридцати килограммов. На нем было великолепное мексиканское сомбреро. Можно предположить, что между головным убором Джорджа и названием заведения, в котором было что-то латиноамериканское, была какая-то связь. На хозяине заведения также были белая рубашка, черный галстук в виде шнурка, черный жилет и черные кожаные брюки. Для полноты картины ему явно не хватало кобуры с кольтом. Глаза у этого великана были черные, брови тоже черные и мохнатые. Такими же черными были и усы. Густые, роскошные, свисавшие ниже линии рта. Над крупными чертами его лица явно поработал каменотес, трудившийся с энтузиазмом, но без особого таланта. Казалось, Джордж сошел с одного из портретов, которые обильно украшали стены американских салунов девятнадцатого века.