Шлиман. Мечта о Трое - [41]

В этом потоке люди движутся поодиночке и группами, некоторые из них — правда, очень немногие: их можно сосчитать по пальцам — в сопровождении жен и детей. Они идут со шпагами, пистолетами, длинноствольными ружьями, кирками, лопатами и лотками для промывки золота. Заглушая многоязычный гомон толпы, из палаток и балаганов несутся резкие и отрывистые звуки музыки.

«Этот ужасный город своеобразен, как никакой другой», — думает Шлиман. Он, наконец, добирается до площади, где стоит многоэтажный деревянный дом —лучший отель Сан-Франциско. Здесь фамилия Шлимана значит столь же мало, как и его деньги. У дверей толкутся желающие попасть в гостиницу — те, кто в этой великой лотерее золотоискательства выиграл несколько внушительных самородков пли мешочек золотого песка. Свободных номеров, или того, что здесь называют номерами, нет — и ждать их сегодня бессмысленно.

Адреса других гостиниц, которыми за долларовую монету снабжает его вооруженный портье в обшитой галуном ливрее, пользы не приносят — и там тоже все переполнено. Лишь поздно вечером Шлиман находит пристанище в деревянном бараке на самом краю города. Номер — это звучит насмешкой — не что иное, как отделенный занавесками закуток в большом зале. Воздух наполнен тяжелыми испарениями от десятков людей, одетых в отвратительные лохмотья. Еда столь же плоха, сколь и дорога. Такой высокой цены Шлиман еще нигде не платил за пищу. Он ест с отвращением. В этом безумном городе все так: золото здесь не ценится, и все же оно величайшая и единственная ценность! Кто знает, не пустит ли хозяин в ответ на протесты голодного гостя ему пулю в живот. В углу идет игра. Идет не на деньги, а только на золото.

Красивый молодой испанец все проиграл и, обходя столы, просит милостыню. Он хочет есть и нуждается в ночлеге.

— Сколько у тебя было золота, когда ты пришел сюда вечером? — спрашивает Шлиман.

— Точно не знаю, синьор. Три или четыре унции в самородках и мешочек золотого песка.

— И все проиграл?

— Все. Иначе бы я не просил милостыню. Мне бы, конечно, надо было прежде заплатить за ужин и ночлег, но человек задним умом крепок.

— Для чего же ты играл?

— Это доставляет наслаждение. Игра, знаете, тем хороша, что всегда надеешься выиграть и приумножить свое состояние. Да ведь если я и сохраню золото, а меня из-за него убьют или ограбят, то я им так и не воспользуюсь. Теперь же у меня по крайней мере останутся приятные переживания.

— Надо было бы... Ну ладно, если ты обещаешь больше сегодня не играть, я дам тебе пять долларов. Ты сможешь на них наесться до отвала и выпить сколько влезет хорошего вина. Ведь ты, наверное, знаешь какого-нибудь своего земляка, который не станет тебя обманывать, как этот хозяин.

«Он, верно, напал на богатую жилу», — обрадованно думает молодой испанец, выходя из барака в темноту ночи. Он недалек от истины: именно во время этого разговора Шлимана осенила счастливая мысль.

Трудно заснуть среди шума музыки, среди ссор и споров, храпа и кашля. Но день был тяжелым, и Шлиман быстро погружается в черную бездну беспорядочных снов.

Вдруг раздается крик, дикий нечеловеческий вопль. Шлиман просыпается. Едкий, удушливый дым заставляет его вскочить с постели. Пожар! О господи, пожар в этом городе, сооруженном из досок и полотнищ! Большинство постояльцев уже на улице — лишь несколько человек, помятых или раненных во время паники, пытаются еще выбраться из тесных проходов.

Палатка рядом с гостиницей горит, как куча тряпья. По обеим сторонам улицы, ведущей в город, бушует пламя. Центр города — сплошное море огня.

— Пожар начался в отеле на площади, — с трудом переводя дыхание, говорит попутчику один из тех, кто бежит из города. — Лестницу в миг объяло пламя. Неизвестно, спасся ли хоть один человек.

Они бегут дальше Это единственно правильное решение. Спастись из этого ада можно только бегством.

Шлиман тоже бежит. Все вокруг освещено заревом пожара, наполнено едким, удушливым, вызывающим слезы дымом.

Только бы уйти подальше и забраться повыше! Вот холм, Телеграф-хилл. Скорее наверх! Дым постепенно редеет, воздух становится чище, но от этого еще более жуткой и грандиозной становится картина гибнущего города.

На следующий день Шлиман уже в Сакраменто, во втором после Сан-Франциско центре золотой лихорадки. Здесь разбогател и умер его брат. В тот же вечер на стенах домов, на столах гостиниц и ресторанов появляются печатные объявления. Их читают с удивлением и пересказывают тем, кто не знает грамоты или не понимает по-английски. Некий Генри Шлиман в кирпичном здании на такой-то улице открыл банк, где он покупает любое количество золота и золотого песка по самому высокому курсу, платит наличными в американской валюте или принимает в качестве вклада, гарантируя высокий процент.

На мысль о таком банке навел его испанец: надо дать золотоискателю гарантию, что он сохранит свое состояние, добытое тяжким трудом или свалившееся, словно с неба, сохранит так долго, как это вообще возможно в этой стране. «Что толку в золоте, которое лишь переходит за игорным столом из одних рук в другие? — думает Шлиман. — Золото не должно бездействовать. Америка производит золото в невиданных количествах, но и пожирает его, как Кронос своих детей. Сколько его нужно, чтобы заново отстроить Сан-Франциско! За шестнадцать дней архитектор должен соорудить на площади новый отель».