Шлем Святогора - [32]
Итак, есть в мире «субстанции», отношения с которыми весьма драматичны. Это природа, красота, как бы объективные, независимые, но одновременно — нуждающиеся в защите. Это. наконец, история, неумолимая река времени, движение которой невозможно ни приостановить, ни повернуть вспять, ни ускорить, ни замедлить. И уже от человека зависит, плыть ли по течению, или иметь волю «насмерть встать», вровень со временем. В таком же духе высказывается поэт о судьбе: не поддаться ей, неумолимой, но «выйти навстречу судьбе».
Лирический герой Казанцева, ощутивший величие природы, истории, судьбы, непостижимость их загадок, постоянно живет на противостоянии, на внутреннем противоборстве, берет на себя изрядный моральный груз. Вот почему, выстраивая поэтическую концепцию человека, вникающего в неразрешимые вопросы, В. Казанцев исследует различные психологические «модели»; особенно привлекают его крайние, предельные состояния, максимальное напряжение человеческого духа. Вот почему для лирического героя, предельно сдержанного, так важно вместе с тем — мочь и сметь, убедиться в своей собственной смелости, мужестве, твердости, воле. Вот почему интонация категорического императива слышна в его стихотворениях. Ты смеешь, ты должен, ты в силах — внушает, убеждает себя герой:
Как видим, дело идет даже не о достижении некой цели, ставится вопрос о праве на достижение ее. Важна не столько вершина, сколько само дерзновение. И возможно, последняя строка («Ты должен на эту вершину взойти!») в новой книге снята автором за ее предельную категоричность.
Возможны и другие варианты лирического максимализма:
Здесь запечатлен тот предельный вариант, когда венец, вершина вроде бы достигаются через муки, жертвенность и страстотерпчество. На пути к высшей цели лирический герой оказался последовательным максималистом. Но земля и небо не приняли этих жертв. Это стихотворение не лишено известных исторических иллюзий: сейчас нас очень волнует, насколько оправданны жертвы, считавшиеся некогда исторически неизбежными. Если же говорить об ассоциациях литературных, то вспоминаются не только герои Достоевского, но и ибсеновский Бранд с его принципом: все или ничего. Бранд был всецело предан некой истинной вере и звал к ней народ, причем, стремясь к вере и возводя храм истинной веры, был нетерпим, сам отрекся от того, что называют простым человеческим счастьем, потерял сына, не простился с умирающей матерью, обездолил жену. Но и людей, идущих за ним, лишал свободы выбора, требовал фанатизма. Его путь к истинной вере лишен милосердия, сострадания, любви, и сама вера его лишена гуманного начала, поэтому он в конце концов терпит моральный крах и гибнет.
Поэт стремится постичь трагедию мощного человеческого духа, которому все доступно и все подвластно. Мы не раз как бы застаем в его стихах момент сложного внутреннего боренья, словно две разнонаправленные силы взаимодействуют в его художественном мире. Утверждая свободу человеческого духа, свободу выбора, поэт тем не менее все время наводит на вопросы: что такое свобода? свобода от чего? ради чего? куда и на что она направлена? Вот в стихотворении «Не взлетел высоко» лирический герой превыше всего ценил и берег свободу: «Я берег свободу — Как зеницу ока. Как саму природу! Как исток — истока!» Но оказалось, что он берег свободу ради самой свободы, а это было не нужно ни ему, ни кому-либо другому, ни самой свободе: «И сама свобода, Улыбнувшись мило, Мне сказала гордо: — Разве я — просила?»
Постановка острейшей для нашего века проблемы — свободы разумной и противоположного ей бессмысленного своеволия — занимает важное место в поэзии Казанцева, делает его творчество весьма современным. У поэта есть стихи, в которых проблема ставится настолько жестко, что они могут показаться даже жестокими и негуманными: «Прославь в веках свою свободу — Уйми и гром — и свет — и снег! Смири реку — сломи природу! Себя убей — себе в угоду! Ты, всемогущий человек…»
Между тем глубинная идея стихотворения гуманистична: в нем — методом «от противного» — защищается природа, защищается человек от самого человека с его неограниченной, бесконтрольной свободой, способной привести к гибели всего живого.
Если Казанцев в чем-то и максималист, то только в том, что он прекрасно понимает, насколько современный человек ответствен за все.
Образ звезды, не утративший своей художественной конкретности, имеет второй смысл. Человек нынче оторван от земли и потерял ее поддержку, но нет у него и свыше «держащей длани», которой раньше была идея Бога. Нигде нет ничего поддерживающего, но нет ничего и удерживающего от своеволия. И когда поэт призывает искать опору в самом себе, то в этом не проповедь индивидуализма, но напоминание о том, что не кто-то абстрактный (например, Бог) отвечает за мир, но — и каждый отдельный человек. Это настолько большая, серьезная ответственность, что от одного сознания ее можно возгордиться, а можно и прийти в отчаяние.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«„Герой“ „Божественной Комедии“ – сам Данте. Однако в несчетных книгах, написанных об этой эпопее Средневековья, именно о ее главном герое обычно и не говорится. То есть о Данте Алигьери сказано очень много, но – как об авторе, как о поэте, о политическом деятеле, о человеке, жившем там-то и тогда-то, а не как о герое поэмы. Между тем в „Божественной Комедии“ Данте – то же, что Ахилл в „Илиаде“, что Эней в „Энеиде“, что Вертер в „Страданиях“, что Евгений в „Онегине“, что „я“ в „Подростке“. Есть ли в Ахилле Гомер, мы не знаем; в Энее явно проступает и сам Вергилий; Вертер – часть Гете, как Евгений Онегин – часть Пушкина; а „подросток“, хотя в повести он – „я“ (как в „Божественной Комедии“ Данте тоже – „я“), – лишь в малой степени Достоевский.
Как превратить многотомную сагу в графический роман? Почему добро и зло в «Песне льда и огня» так часто меняются местами?Какова роль приквелов в событийных поворотах саги и зачем Мартин создал Дунка и Эгга?Откуда «произошел» Тирион Ланнистер и другие герои «Песни»?На эти и многие другие вопросы отвечают знаменитые писатели и критики, горячие поклонники знаменитой саги – Р. А. САЛЬВАТОРЕ, ДЭНИЕЛ АБРАХАМ, МАЙК КОУЛ, КЭРОЛАЙН СПЕКТОР, – чьи голоса собрал под одной обложкой ДЖЕЙМС ЛАУДЕР, известный редактор и составитель сборников фантастики и фэнтези.
Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.
В небольшом английском провинциальном городке во время празднования традиционного дня Гая Фокса убивают местного эсквайра. Как устанавливают прибывшие для расследования детективы из Скотленд-Ярда, преступление совершено подростками. Виновных арестовывают и предают суду. Итак, совершено еще одно из тех обыкновенных убийств, каких немало происходит ежедневно. Джулиан Саймонз далек от того, чтобы обличать действительность современной Англии. Его взгляд на жизнь характерен для нынешнего западного писателя.
Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.