Шквальный ветер - [18]

Перекосов, научившийся ещё за время следовательской работы здраво оценивать ситуацию и учитывать заинтересованность начальников, не торопился дать ход делу, решил вначале выяснить кое-какие подробности сам, нелегальным способом. Через друзей познакомился с директором строительного кооператива Миряшовым, оказавшимся простым, бесхитростным и покладистым человеком, привез его на дачу деда, теперь принадлежавшую Эдуарду Петровичу - дед и бабка умерли несколько лет назад, - якобы для ремонта дачи, и за бутылкой коньяка стал "прощупывать" строителя. Кое-что выудил в первый же день.

Перекосов умел расположить к себе людей, и с Миряшовым они, можно сказать, подружились. Как-то на очередное приглашение Миряшов заскочил на дачу с дочкой, Антониной, и Эдуард Петрович, повидавший немало девиц и избалованный их вниманием, был буквально поражен миловидностью и нежностью девицы, её застенчивым характером, словно она росла не в Москве, а в глухой, не испорченной ещё цивилизацией деревне.

А ему перевалило уже на четвертый десяток, и мать с отцом давно советовали остепениться, найти себе достойную пару. Антонина недавно закончила торговый институт и работала товароведом в универмаге. Профессия, конечно, не ахти какая престижная, и Эдуарда Петровича удивило, как это нежное существо с чистыми голубыми глазами, выражавшими саму доброту и непорочность, могло выбрать такую рискованную специальность, требующую изворотливости, изобретательности, сделки с совестью. Хотя товаровед - не велика шишка, да и дело не в профессии, а в характере человека. А характер у Антонины, убедился Эдуард Петрович, был ангельский, и чего ещё лучше желать в супружестве.

Он видел - произвел на Антонину неплохое впечатление, понравился ей, и ухаживание она приняла хотя и сдержанно, но не отвергала его, однако, когда он сделал предложение, она вдруг погрустнела и после долгого молчания помотала головой.

- Не обижайся, Эдик, как мужчина ты мне нравишься, но я люблю другого. Он летчик, воюет в Афганистане, и я жду его.

Ее честное признание, отказ ещё больше разожгли в нем желание, и он стал убеждать ее:

- Ты очень наивна и неопытна, Тоня. Летчик - звучит гордо. Но подумала ли ты, где и как придется жить? В отдаленных гарнизонах, где зачастую и квартир ещё нет, приходится скитаться по чужим углам А с работой? Официанткой в какой-нибудь зачуханной столовой не всегда удается устроиться. Целыми днями будешь сидеть дома и ждать мужа? Или с подружками знакомым косточки перемывать? Я тебя не пугаю, я знаю их жизнь - не раз приходилось бывать в гарнизонах и разбирать всякие преступления, связанные с бытовыми неполадками... Да и что это за профессия - летчик? Это раньше их называли сталинскими соколами. А нынче шофер такси в большем почете - и получает больше, и живет лучше.

- Я знаю, какие трудности меня ждут, - возразила Антонина, - но я их не боюсь. Ко всему, я слово дала.

И пришлось тогда Эдуарду Петровичу выложить последний козырь: рассказать Антонине, какие неприятности ожидают её отца, если не остановить против него процесс.

И на этот раз прокурорская интуиция подвела Эдуарда Петровича: козырь, разумеется, заставил Антонину задуматься, но с того дня симпатия девушки к нему заметно стала таять. Перекосов, правда, был не из тех, кто легко отступал от своих целей, он продолжал ухаживать за девушкой, познакомился с её подругой Тамарой, которая была замужем за авиатехником и жила в Чкаловском. С её помощью Тоня и изменила решение...

Был ли он счастлив после женитьбы? Первый год - да. Тоня словно забыла о существовании летчика, и тот ничем не напоминал о себе; Эдуард Петрович подумывал, не погиб ли он; оказалось, не погиб .

Жизнь столичного прокурора, вращающегося среди больших и малых начальников, имеющих тоже определенное влияние и вес, требовала немалого времени, частых застолий и новых знакомств, в том числе с женщинами, ищущими любовных приключений. А хорошеньких Эдуард Петрович не забывал. Иногда просто душа требовала встреч с ними. Антонину он любил, и она была отзывчивой, ласковой, доброй. Но что-то в ней было такое, чего он никак не мог понять: то ли она по-прежнему стеснялась его, то ли по натуре была фригидной, - ни разу он не ощутил жара в её груди, любовного экстаза в момент физической близости. А однажды...

Он вернулся домой после бурной попойки, устроенной одним банкиром, которому помог избежать крупного скандала с вкладчиками, чуть не закончившегося объявлением банка несостоятельным. Одна из служащих банка, пышнотелая брюнетка, с которой он удалился потом в отведенные апартаменты, мало того, что испачкала его помадой и облила духами, сунула ему в карман собственную сережку.

Антонина сразу почувствовала запах чужих духов, спросила, в какой это парикмахерской стали мужчин душить не одеколоном, а "мажинуаром", на что он невнятно пробормотал, что это у друга случайно опрокинул флакон; а утром, меняя носовой платок, выронил из кармана и сережку.

Антонина ничего не сказала, ушла в другую комнату и закрылась на ключ. С тех пор и пошло-поехало... Никаких объяснений не хотела слушать. А потом то ли с прежним летчиком спуталась, то ли нового любовника с помощью Тамары нашла... Вот же подлые женщины. Вместе гуляли, делились самым сокровенным, а в душе завидовали друг другу, ненавидели. И коварные. Мужчины никогда бы до такого не додумались - подсунуть в карман сережку, рассказать жене друга о его похождениях. А та пышнотелая толстушка и Тамара додумались. Конечно, они хотели досадить не столько Антонине, сколько и ему... Ну, ничего, он тоже неплохо отомстил за себя.