Шкура льва - [59]

— Прискорбно, весьма прискорбно, — воскликнул он. — Такой крепкий человек, несмотря на преклонный возраст! Так вы говорите, сэр, он якобит?

— Он будет жить? — кратко спросил мистер Кэрилл, напоминая врачу, что его сюда вызвали не для политических дискуссий.

Доктор поджал губы и посмотрел на Кэрилла поверх очков.

— Он будет жить…

— Слава Богу! — выдохнул Кэрилл.

— …не долее часа, — закончил доктор, не догадываясь о том, как близок был мистер Кэрилл к тому, чтобы ударить его. Он опять повернулся к пациенту, доставая зонд. Мистер Кэрилл услышал, как он бормочет, словно попугай: «Очень, очень прискорбно».

Повисла тишина, прерываемая лишь изредка маленьким доктором, который продолжал прищелкивать языком. Мистер Кэрилл стоял рядом, мучаясь острейшей болью, какую он когда-либо испытывал. Раненый застонал. Мистер Кэрилл подошел поближе.

Сэр Ричард открыл глаза и посмотрел на доктора, на слугу, а затем перевел взгляд на своего приемного сына и чуть заметно улыбнулся ему. Врач взял мистера Кэрилла за рукав и отвел его в сторону.

— Я не могу достать пулю, — сказал он. — Да и толку в этом нет, — он грустно покачал головой. — Разорвано легкое. Ему недолго осталось… Тут я бессилен.

Мистер Кэрилл молча кивнул. Его лицо исказилось от боли. Он махнул рукой, отпуская доктора, и тот вышел из комнаты вместе с Бентли. Когда слуга вернулся, мистер Кэрилл стоял на коленях у кровати, держа руку сэра Ричарда, который разговаривал с ним слабым охрипшим голосом, временами захлебываясь и кашляя.

— Не печалься, Жюстен, — говорил он. — Я уже стар. Пришел мой час. Я… я даже рад, что так получилось. Это гораздо лучше, чем попасть к ним в лапы. Они бы не пощадили меня. А так — и быстрее, и… легче.

Жюстен молча сжал его руку.

— Ты будешь грустить обо мне, — закончил старик. — Мы были друзьями, мой мальчик, добрыми друзьями — тридцать лет.

— Отец! — дрожащим голосом воскликнул Жюстен.

Сэр Ричард улыбнулся.

— Я хотел бы быть твоим настоящим отцом. Ты был мне хорошим сыном — лучшего и быть не могло.

Вошел Бентли, неся высокий стакан с сердечными каплями, прописанными доктором. Сэр Ричард жадно выпил и удовлетворенно вздохнул, возвращая стакан.

— Сколько мне осталось, Жюстен? — спросил он.

— Недолго, отец, — печально отозвался Кэрилл.

— Хорошо. Я доволен. Я счастлив, мой мальчик. Поверь мне, я счастлив. Что мне жизнь? Я растратил ее в погоне за призраком, — он говорил задумчиво и спокойно, как говорят люди, находящиеся на грани жизни и смерти и отвлеченно размышляющие о прошлом пути.

Его сознание было яснее, чем когда бы то ни было; ничем не замутненное, освобожденное наконец от оков фанатической ненависти к Остермору, теперь сэр Ричард видел вещи в истинном свете. Он тяжело вздохнул.

— Это послужит мне наказанием, — сказал он, глядя на Жюстена большими глазами, в которых светилась бесконечная печаль. — Ты помнишь, Жюстен, ту ночь у тебя дома, первую ночь, когда мы беседовали здесь, в Лондоне, о деле, которое тебе предстояло выполнить? О деле, которое я тебе навязал? Помнишь, как ты говорил, что все это бессмысленно и отвратительно?

— Помню, — отозвался Жюстен, со страхом и внутренней дрожью представляя, что же последует за этими словами.

— Да, ты был прав, мой мальчик, а я заблуждался, и мое заблуждение оказалось чудовищным. Я должен был оставить отмщение Господу, и вот его кара. Сама жизнь Остермора была наказанием. И смерть будет наказанием ему. Теперь-то я это понимаю. Остермор заплатил сполна. И я должен был этим удовлетвориться. В конце концов, он твой кровный отец, и ты не должен был поднимать на него руку. Так чувствовал ты, и я рад, поскольку это лишь подчеркивает твои достоинства. Сможешь ли ты простить меня?

— Нет, нет, отец! Не говорите так.

— Я хочу получить прощение.

— Но не от меня, не от меня! Что я должен прощать? Я многим вам обязан и надеялся отдать этот долг, когда вы совсем состаритесь. Я хотел заботиться о вас, быть вам надеждой и опорой, какой вы были мне в годы моего детства.

— Как чудесно, Жюстен, — вздохнул сэр Ричард, с улыбкой глядя на своего приемного сына и потирая ослабевшей рукой бледное лицо. — Мне было очень приятно услышать это от тебя.

Его тело содрогнулось в конвульсии. Он откинулся назад, закашлявшись, на его губах запузырилась кровь. Кэрилл осторожно вытер пену и попросил стоящего в оцепенении Бентли принести лекарства.

— Ну, вот и конец, — тихо произнес сэр Ричард. — Господь был благосклонен ко мне и теперь оказывает мне последнюю милость: я умираю на своей кровати, и со мной двое единственных моих друзей — ты, Жюстен, и Бентли.

А мог бы расстаться с жизнью на виселице, окруженный праздной толпой.

Бентли, потерявший самообладание при звуках своего имени, упал, рыдая, на колени. Сэр Ричард протянул руку и прикоснулся к его голове.

— Ты будешь служить мистеру Кэриллу, Бентли. Если ты проявишь по отношению к нему такую же преданность, как и ко мне, он будет хорошим хозяином.

Потом он сделал такой жест, будто вспомнил о чем-то очень важном, и мановением руки велел слуге удалиться.

— В секретере есть ящичек, — сказал он, когда Бентли оказался за пределами слышимости. — Там лежат бумаги, имеющие к тебе прямое отношение — свидетельства о твоем рождении и о смерти твоей матери. Я сохранил их для того, чтобы иметь возможность подтвердить твою личность, когда Остермора постигнет возмездие. Теперь они не нужны. Сожги их. Так будет лучше.