Шкура льва - [54]

Пораженный спокойствием, написанным на ее исполненном возвышенной красоты лице, в каждой линии ее стройной грациозной фигуры, виконт на мгновение замер и, встретив холодный равнодушный взгляд карих глаз, сконфуженно опустил голову.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя от смущения. Подойдя к расположенной в правой стене залы двери маленькой комнаты, Ротерби открыл ее, поклонился и пригласил девушку войти.

— Прежде чем уйти, я прошу вас уделить мне пять минут, Гортензия, — его голос был в равной мере просящим и повелительным.

После краткого раздумья она слегка наклонила голову и направилась туда, куда приглашал ее виконт.

Это была солнечная комната, окрашенная в светлые тона и изысканно обставленная, с высокими стеклянными дверьми, открывавшимися в сад. Две трети площади выложенного полированным камнем пола закрывал светло-зеленый ковер с фестонами в виде розовых бутонов. На отделанной белым деревом стене сияло зеркало, по обе стороны которого были укреплены канделябры из позолоченной бронзы. В маленькой нише стоял открытый спинет[31], на котором лежали ноты, несколько книг и стояла изумрудно-зеленая глиняная чаша с розами, наполнявшими комнату сильным ароматом. Рядом с двумя изящными столиками соседствовали кресла, гобеленовая обивка которых была расшита иллюстрациями к басням Лафонтена.

Гортензия считала эту комнату своей гостиной, что признавалось всеми — даже графиней.

Виконт, аккуратно затворил дверь. Гортензия села на стул у спинета, повернувшись к инструменту спиной и положив руки на колени, с холодной невозмутимостью ожидая объяснений.

Ротерби встал рядом с девушкой, опершись локтем об угол спинета. Его смуглое с крупными чертами лицо обрамляли ниспадавшие завитки парика.

— Я лишь хотел попрощаться, Гортензия, — сказал он. — Наконец-то я покидаю Стреттон-Хауз. Уезжаю сегодня же.

— Я рада, — ответила она ровным бесцветным голосом, — что все устроилось и вы теперь можете поступать, как вам заблагорассудится.

— Вы рады? — спросил он, чуть нахмурившись и слегка наклоняясь к девушке. — Вы рады? За мистера Кэрилла?

Она спокойно и бесстрашно посмотрела ему в лицо.

— И за вас тоже.

Темные беспокойные глаза виконта впились в глаза Гортензии, но она не дрогнула под его пристальным взглядом.

— Это правда? — требовательно произнес он.

— Отчего же. Я не жажду вашей смерти.

— Вы желаете, чтобы меня здесь не было! — воскликнул он. — Вы этого хотите? Сознайтесь, вы только об этом и мечтаете?

— Я даже и не думала об этом, — заявила Гортензия с безжалостной прямотой.

Он тихо и злобно рассмеялся.

— Итак, никакой надежды, верно? Вы даже и не думали об этом — может быть, вы даже и не вспоминали обо мне?

— Разве это не лучшее из того, что я могла сделать? Вы не дали мне повода думать о вас хорошо. С моей стороны было весьма любезно — не думать о вас вообще.

— Любезно? — передразнил ее Ротерби. — Вы полагаете, это любезно — забыть меня, человека, который вас любит?

Гортензия тут же поднялась на ноги и направилась к двери, на ее щеках появился румянец.

— Ваша светлость, — сказала она, — нам не о чем больше говорить.

— Нет, есть! — воскликнул он. — Я хочу сказать еще кое-что.

Ротерби преградил ей путь.

— Я попросил у вас встречи не только для того, чтобы попрощаться, — его голос внезапно смягчился. — Прежде чем уехать, я хочу услышать, что вы прощаете меня. — В его тихом голосе послышались нотки раскаяния. Он опустился перед девушкой на колени и протянул к ней руку. — Я не встану, пока не получу прощения, дитя мое.

— Что ж, если это все, что вам надо, то я охотно вас прощаю, — ответила она по-прежнему бесстрастно.

Виконт нахмурился.

— Охотно! — воскликнул он. — Вы прощаете меня слишком охотно, чтобы быть искренней. Такое прощение я не приму.

— Вам трудно угодить. Хорошо. Я прощаю вас от всего сердца.

— Правда? — воскликнул Ротерби и попытался поймать ее руки, но девушка спрятала их за спину. — Вы не питаете ко мне неприязни?

На сей раз Гортензия устремила на виконта спокойный критический взгляд, вынудивший его опустить глаза.

— За что?

— За то, что я сделал, что собирался сделать.

— Интересно, знаете ли вы обо всем, что сделали? — задумчиво спросила она. — Сказать вам, сэр? Вы избавили меня от заблуждений. Я хотела избежать одной напасти, но вы помогли мне понять, что я рискую навлечь на себя еще большую. Я была слепа, но вы открыли мне глаза. Вы спасли меня от меня самой. Вы заставили меня страдать, но это была исцеляющая боль. Отчего же мне обижаться на вас?

Ротерби встал с колен. Он встал поодаль, глядя на девушку из-под нахмуренных бровей, и в его глазах горел сердитый огонек.

— Мне кажется, — закончила Гортензия, — что нам больше не о чем говорить. Я поняла вас еще в тот памятный день в Мэйдстоуне. Прощайте.

Она шагнула к двери, но виконт снова преградил ей путь, на сей раз куда решительнее.

— Подождите, — серьезным тоном произнес он. — Подождите. Я причинил вам зло. Как бы жестоко ни звучали ваши слова — я их заслужил. Но я хочу загладить свою вину. Я люблю вас, Гортензия.

Она задумчиво улыбнулась.

— Об этом поздно говорить.

— Но почему? — с жаром спросил он, схватив девушку за руки. — Почему поздно?