Шкура льва - [2]

— И своего отца, — сдавленным голосом ответил молодой человек. — И отец этот — граф Остермор.

— Тем сладостнее будет мщение за мать, — воскликнул сэр Ричард, и глаза его вновь загорелись нездоровым огнем, как у одержимого. — По всем законам справедливости вашего отца должна низвергнуть и погубить рука сына этой несчастной женщины. — Баронет свирепо усмехнулся. — Столь тонкое торжество правосудия — редкость в нашем мире.

— Вы так глубоко ненавидите его, — сокрушенно сказал мистер Кэрилл, и взгляд молодого человека выдал его мысли. Они были невеселыми. Мистер Кэрилл сожалел о том, что столь сильные чувства растрачиваются попусту.

— Так же глубоко, как я любил вашу матушку, Жюстен.

Резкие черты увядшего морщинистого лица сэра Ричарда вдруг смягчились, разгладились, безумный блеск в глазах вытеснила неизбывная тоска. Старику вспомнилась единственная услада его жизни, три десятилетия назад загубленная распутным Остермором, о котором они сейчас вели речь и который некогда был его другом.

С уст сэра Ричарда сорвался стон, он обхватил голову руками и надолго застыл, уперев локти в стол. Перед мысленным взором мелькали события тридцатилетней давности, когда они с виконтом Ротерби, как тогда называл себя Остермор, были молодыми придворными Якова II и обретались в Сен-Жермене.[1]

Поехав с поручением в Нормандию, они встретили мадемуазель де Малиньи, дочь обедневшего провинциального дворянина. Оба воспылали любовью к ней, и она, как это обычно бывает с женщинами, предпочла миловидную наружность виконта Ротерби благородству и уму Ричарда Эверарда. Храбрый и задиристый, не знавший себе равных в опасных предприятиях и единоборствах с мужчинами, молодой Эверард тушевался, был робок и терял всю свою напористость, когда дело касалось женщин. Предчувствуя поражение, он уклонился от боя, и его другу досталась легкая победа.

И как этот друг воспользовался ее плодами? Самым грязным и омерзительным образом.

Оставив Ротерби в Нормандии, Эверард возвратился в Париж. Государственная необходимость вынудила его вскорости отплыть в Ирландию, где он томился три года, тайно (и, надо признаться, без особого успеха) улаживая дела своего повелителя. Когда по истечении этого срока Эверард вернулся в Париж, Ротерби там уже не было. Судя по всему, его отец, лорд Остермор, взял верх над Бентинком и обратил свое влияние на Уильяма к выгоде беспутного молодчика. Ротерби простили его приверженность низвергнутой династии, и этот вероломный перебежчик презрел милости короля Якова (что, по мнению Эверарда, само по себе было достаточно дурным поступком), а заодно бросил на произвол судьбы и милую даму, которую привез из Нормандии за полгода до отъезда и которой, похоже, уже тяготился в своем барском высокомерии.

С самого начала было ясно, что они друг другу не пара. Ротерби польстился на красу девушки, и та, в свою очередь, была пленена его привлекательной внешностью. Но со временем наружность примелькалась и померкла, и молодые люди поняли, что их не связывает ни взаимная симпатия, ни общность духовных устремлений. Девушка обладала веселым, жизнерадостным нравом, жаждавшим солнца, цветов и музыки; она мечтала о любви поэта, причем под словом «поэт» я разумею не какого-нибудь там жалкого виршеплета. А внешне прекрасный Ротерби был вялым и туповатым простаком, худшим из англичан, поскольку не разделял спасительных для британской натуры представлений о чести… Он видел в подруге лишь милое очарование, которым со временем пресытился, и в итоге она наскучила ему. Поэтому Ротерби воспользовался возможностью, предоставленной ему Бентинком и отцом, и отправился своей дорогой. А прелестный цветок, сорванный им в нормандском саду и услаждавший его взор короткими погожими деньками, теперь оказался не нужен и был обречен на увядание.

Возвратившись из Ирландии, Эверард услышал печальную повесть о разбитом сердце молодой женщины и ее кончине. Она умерла, не перенеся позора, ибо поговаривали, что бракосочетание так и не состоялось.

Весть о ее смерти долетела и до Англии. Эту новость привез троюродный брат покойной, последний из рода Малиньи, который переплыл Канал с единственной целью — потребовать у чванливого милорда Ротерби удовлетворения за содеянное. Бедняге Малиньи насквозь пронзили шпагой легкое, от чего он и умер. А с его смертью, как считал Ротерби, вопрос был исчерпан.

Но оставался Эверард. Эверард, который так любил несчастную, чуть ли не боготворил ее; Эверард, поклявшийся уничтожить милорда Ротерби самым страшным из всех мыслимых способов. Слух об этой клятве тоже дошел до его светлости. В ответ милорд подверг Эверарда гонениям после брэмарского поражения 1715 года.[2]

Однако еще до всех этих событий Эверарду стало известно, что слух о кончине мадемуазель Малиньи был ложным и распустили его, видимо, из страха перед пресловутым кузеном, объявившим себя мстителем за ее поруганную честь. Тогда же, а это было восемь месяцев спустя после бегства Ротерби, Эверард пустился на поиски женщины и нашел ее прозябавшей в нищете, в мансарде дома во Дворе чудес.[3]

За два дня до того, как Эверард отыскал Антуанетту де Малиньи в убогой, продуваемой всеми ветрами каморке самого презренного из парижских притонов, она произвела на свет сына, и теперь оба, мать и сын, умирали. Они не протянули бы и недели, если бы не Эверард, вовремя подоспевший на помощь. Он предложил ее в истинно джентльменском духе. Когда король Яков