Школа выживания - [14]

— Ник, теперь, когда тебе стало получше, может, ты поможешь мне убедить твоих братьев и сестер поехать со мной. Я вас всех пригласила пожить у меня дома, отдохнуть, собраться с мыслями. Все уже решено, только вот Макс, — она слегка улыбается, качнув головой в мою сторону, — отказывается без тебя ехать. Но здесь одни сплошные неудобства. Ты же понимаешь, что им бессмысленно тут сидеть. А тебя здесь недельку подлечат, и ты к ним присоединишься.

Клык выжидательно молчит.

Я прислонилась к стене и тоже наблюдаю, чем закончится эта дискуссия.

— Так что, Ник? Что ты об этом думаешь?

Санитарка, пришедшая в палату с неотложной задачей измерить Клыку температуру, подняла нас всех в шесть часов утра. Тогда-то я и посвятила его в результаты всех наших переговоров.

Клык переводит глаза на меня.

— Как Макс говорит, так и будет. Она у нас за главную.

Молодец! Давай-давай, Клык, расскажи ей еще что-нибудь про то, кому принимать решения в нашей стае.

Анна поворачивается ко мне. И я снова всем своим видом изображаю искреннее сожаление:

— Я же сказала, что мы Ника одного оставить не можем.

— Если они все останутся, у врачей будет шанс провести медицинское обследование… — начинает было доктор, и Анна поворачивается к нему с таким удивленным видом, точно совершенно не понимает, что этот человек в белом халате забыл в нашей палате.

— Спасибо, доктор, вы нам уже очень помогли.

Как это она так может? Выгнала его взашей, не сказав ни малейшего резкого слова? Никаких тебе «Не лезь не в свое дело» или «Закрой дверь с той стороны». Я так не умею. Но доктор прекрасно ее понял. И хотя вид у него не особенно довольный, он послушно выходит и закрывает за собой дверь.

— У нас все очень быстро заживает, — объясняю я Анне.

Прошлой ночью Клык был похож на собственную тень, и у меня тоже, откуда ни возьмись, обнаружилась рожа ирейзера. Но сегодня утром наш нормальный человеческий облик вернулся к нам обоим. Так что все идет своим чередом.

Клык сел на постели:

— А как насчет завтрака? Здесь кормят?

— Тебе пока еще полагается капельница. Врачи не рекомендуют тебе обычную… — Глаза у Клыка сужаются, и она, не договорив, замолкает.

— Мы тебе тут кое-чего припасли, — я протягиваю ему поднос, на котором мы сложили по большому куску, сэкономленному каждым из нас от принесенного нам завтрака.

Анне явно хочется что-то возразить, но она сдерживается. И правильно делает. А Клык рьяно принимается за еду.

— Мне надо срочно отсюда убраться, — говорит он, едва проглотив первую порцию. — Здесь на стенку полезешь от одного этого больничного запаха.

Как я его понимаю! У нас у всех на больницу одна реакция: запах антисептика, все эти каталки, капельницы и белые халаты слишком напоминают годы, проведенные в Школе, и вызывают в памяти все те лабораторные эксперименты, которые мы стараемся вычеркнуть из прошлого.

Поворачиваюсь к Анне:

— По-моему, Ник вполне уже может ехать с нами.

Она смотрит на меня, явно что-то обдумывает и наконец соглашается:

— Хорошо. Мне нужно немного времени, чтобы заполнить здесь бумаги на выписку. Дорога ко мне займет час-полтора. Я живу в северной Виржинии.

Как я ни удивлена, но, надеюсь, на моем лице это не написано. Я только спокойно соглашаюсь:

— Ладно.

Анна уходит, и мы остаемся одни.

— Ребята, я не знаю, что будет дальше. Надо ко всему быть готовыми. Держите ухо востро. Ни на минуту не теряйте бдительности. Клык, ты уверен, что можешь двигаться?

Отодвинув от себя поднос, он пожимает плечами. Он снова выглядит усталым и слабым.

— Могу.

— Конечно, может. Кник у нас супермен, — ерничает Игги.

— Джеф, заткнись, — говорю я ему с улыбкой.

20

Виргиния — очень красивый штат. Плавно перекатывающиеся холмы, леса, на которые осень уже пролила свои яркие красно-желтые краски, лошади, пасущиеся на зеленых лугах.

Аннин огромный «Шевроле Субурбан» с легкостью вместил нас всех шестерых. В нем даже было достаточно места, чтобы Клык мог откинуться и вытянуть ноги. Он не жалуется, но я всю дорогу не спускаю с него глаз, замечая, как на каждой выбоине и каждом ухабе вздуваются желваками его скулы.

Со мной тоже творится та же петрушка, что и вчера ночью: бросает в жар, сердце колотится как сумасшедшее, дыхание неровное и прерывистое, и по всему телу ползут мурашки.

Тотал сидел у меня на коленях и смотрел в окно. Но теперь глянул своими черными блестящими глазами, нарочно поднялся и перебрался через Клыка на колени к Ангелу, всем своим видом показывая: коли ты такая, я с тобой рядом сидеть на буду.

— Ой, смотрите, смотрите, — кричит Надж, показывая пальцем в окно, — вон та лошадь совсем белая. Настоящая лошадь для ангелов. А что там за свернутые тюки?

— Это сено теперь так упаковывают, — объясняет ей Анна, — раньше его сгребали в стога, а теперь вот в такие тюки сворачивают. Они меньше места занимают.

— Здесь ужасно красиво, — Надж практически подпрыгивает на сиденье рядом с Анной. — Мне холмы прямо ужасно нравятся. А что там за дерево такое цветное, с листьями, как звезды?

— Клен. Клены осенью в самые яркие цвета окрашены.

— А какой у тебя дом? — продолжает допытываться Надж. — Весь белый, с колоннами? Как Тара? Ты видела этот фильм?