Школа призраков - [14]

— На той неделе начнете изучать ниндзюцу, — сообщил нам Бан, когда мы ехали на футбольный матч. — Но этой чести удостоятся далеко не все.

Новость нас очень заинтересовала. Мы узнали, что часть студентов сочтена пригодной только для обычной агентурной работы, а часть — для мероприятий психологической войны. И только те, у кого наиболее высокие показатели оперативных качеств, будут заниматься дальше, чтобы стать призраками высшей категории. Их будущие функции — проведение политических акций особого характера. И к этой группе в числе немногих отнесены мы — я и Даню.

Даню высоко поднял брови и засмеялся.

— Значит, за нами незаметно наблюдали и ставили отметки?

Бан кивнул в мою сторону.

— За недавнюю историю ему снизили на несколько пунктов показатели оперативных качеств.

— Какие показатели? — спросил я.

— По храбрости, сообразительности и по находчивости в чрезвычайной ситуации.

— А кто следит за нами? — вкрадчиво спросил Даню.

Бан понюхал руку и заговорил о предстоящем матче между местной военной командой и сборной Ганы. По окончании матча мы поехали в сторону мужского монастыря, затем повернули обратно и устроили привал у бара около заправочной станции. Я купил в баре бутылку «олд парра» и протянул Бану, а Даню заявил, что дальше машину будет вести он.

Вечером перед сном я записал наиболее интересные сведения, вытянутые у Бана (я пользуюсь для записей изобретенным мной письмом — смесью уйгурского и согдийского алфавитов со стенографическими знаками системы Грэгга).

В группу избранных, кроме нас, зачислены ливанец Анвар Макери, которого мы знаем, Умар Кюеле из Мали и конголезец Куанго — все из команды Веласкеса. Что касается Гаиба аль-Ахмади из Саудовской Аравии, суданца Мауда и Фенимора Вайяримо из Кении, то они пройдут курс позже — сейчас они выполняют задание в одном районе Западной Африки.

На вопрос Даню — куда девался Поль Маунда из Родезии — Бан ответил, что о студентах из команды профессора Рубенса он знает мало.

Вести курс ниндзюцу будет профессор Утамаро, востоковед, знает китайский, японский и арабский. Во время войны работал в Африке и на Ближнем Востоке в качестве нацистского ниндзя и незадолго до капитуляции Германии очутился в Мадриде, где сменил подданство и фамилию. Преподает в нашей школе с прошлого года.

Прослушав курс по ниндзюцу, мы примем участие в одном деле под личным руководством Командора — это будет нашей дипломной работой.

После этого сдадим выпускные экзамены и сейчас же, получив задания, поедем куда надо.

Даню снова попытался узнать, кто незаметно следит за нами. Но Бан занялся чисткой трубки — отвинтил головку и стал прочищать ее лопаточкой и щеточкой, — дал понять, что на эту тему не стоит говорить.

Во время этой беседы Бан очень интересовался нашим прошлым. В пределах возможного пришлось удовлетворить его любопытство — иначе нельзя рассчитывать на его откровенность.

Даню сказал, что учился сперва во французской школе, потом в английской и по окончании университета в Италии стал профессиональным футболистом. Во время поездки в Лиссабон познакомился с одним тренером, сфера интересов которого была значительно шире футбола. И спустя некоторое время Даню оказался — уже под чужим именем — в Швейцарии, прошел начальную подготовку, затем прибыл сюда.

Я изложил биографию согласно утвержденной вами легенде. Из вопросов Бана (например, о том, бывал ли я в одном небольшом городе на берегу океана, где на холме стоят два особняка цвета «красное тампико» с французскими окнами) я понял, что ему известно, по чьей рекомендации я прибыл в Стамбул. Когда Бан расспрашивал меня, Даню, наклонившись к рулю, внимательно разглядывал дорогу, а его уши поворачивались, как звукоуловители.

Перед прощанием Бан сказал, что наши о. а. — 1 и 2 предназначены только для учебных занятий, а не для использования в той акции, которая будет нашей дипломной работой. Но мы должны до этой дипломной работы закончить обработку наших о. а. — полностью овладеть их волей. Иначе нас могут не допустить к участию в дипломной акции.

С Гаянэ дело у меня совсем застопорилось. Я изменил тактический план и стал применять вспомогательные меры, связанные с приемами цикла Т. Я тщательно регистрировал (по 20-балльной системе) психические и физические реакции о. а. и спустя две недели провел количественный анализ полученных данных. Увы, цифры показали, что переход на новую манеру психической обработки дает очень слабый эффект. И надеяться на то, что действенность применяемых мной приемов будет повышаться, тоже не приходилось.

Даню сказал мне:

— По глазам твоей обезьянки вижу, что ей не нравится, как я обращаюсь с Вильмой. Боюсь, что твоя начнет настраивать мою, и, если вся проделанная мной работа окажется под ударом, придется срочно провести форсированные трюки.

— Какие? — поинтересовался я.

— Или поссорить их, чтобы совсем не встречались, или мы поменяемся обезьянками, и я примусь за твою и выдрессирую как следует. Или… — он сделал движение ногой, как будто бил по мячу, — вышибить ее из игры.

Он засмеялся. Я вспомнил слова Гаянэ: «У вашего друга обаятельное лицо, когда он смеется, но у него смеются только губы, а сердце, наверно, никогда».