Школа на краю земли - [18]

Когда я ехал на северо-запад по единственной дороге, ведущей из городка Сост через Чарпурсон, начался сильный снегопад. К девяти вечера я добрался до Зуудхана: на плоских крышах лежал снег, вся деревня была одета в белое и напоминала сцены из фильма «Доктор Живаго». Я приехал вместе с Фейсалом Байгом, работавшим в ИЦА в качестве охранника. Фейсал родился и вырос в Зуудхане, поэтому нас пригласили провести ночь в доме его племянника Сайдуллы, который курировал несколько школ, построенных нами неподалеку – в долине Хунза. Пробравшись через низкий и узкий вход в хижину Сайдуллы, мы поприветствовали его родителей и уселись, скрестив ноги, на плотные коврики из шерсти яков. Спиной мы прислонились к глинобитным стенам, почерневшим от сажи, которая лежала на них толстым слоем, как застывшая патока. Только сестра Сайдуллы Нарзик успела внести термос с горячим чаем, как дверь распахнулась и в нее ввалился человек в дырявом советском ватнике. Вид у него был такой, будто он только вскочил с постели и лишь слегка пригладил растрепанные вихры. Вначале показалось, что он полностью поглощен звуками, которые доносились из пластмассового радиоприемника – радиостанция китайского города Кашгар крутила рок-н-роллы на уйгурском языке. Голубой отсвет огня – топливом для очага служил сухой ячий навоз – прошелся по комнате, глаза загадочного гостя остановились на мне, и он тут же забыл о приемнике.

«О, доктор Грег, вы приехали! – закричал он, раскинул руки и одарил меня широкой улыбкой, обнажившей ряд металлических зубов. – Как это здорово!» Он пробрался через ряды шерстяных ковриков, заключил меня в свои медвежьи объятия и только после этого пожал мне руку.

Именно тогда я обратил внимание на его правую кисть. Три пальца были неестественно согнуты, наподобие птичьих когтей, а мою ладонь он обхватил указательным и большим пальцами. Я задумался, что могло вызвать подобную травму. Но найти ответ на этот вопрос не успел: на лице новоприбывшего вдруг отразилось беспокойство, он выбежал вон и исчез в ночи.

Впрочем, через пару минут вернулся и принес красное иранское одеяло, явно бережно хранимое для дорогих гостей. Он настоял, чтобы я в него завернулся. После этого мы выпили по чашке чая и я выслушал его рассказ о себе.

* * *

Большую часть из своих сорока двух лет Сарфраз Хан, по его собственному признанию, провел «без особого толку». Его первый брак распался – редкое и довольно неприятное для исламского общества явление. На вторую женитьбу он получил благословение лишь после того, как соврал родителям будущей жены, что у него нет детей от предыдущей (на самом деле у него было две девочки). Затем он потряс стариков еще и тем, что захотел увидеть лицо их дочери до свадьбы.

К тому времени он уже ухитрился поучаствовать в целом ряде сомнительных бизнес-предприятий в самых различных уголках региона от Каракорума до Аравийского моря. Однако все это не принесло ему стабильности и достатка – ни дома, ни обеспеченного будущего у него по-прежнему не было. Но самое печальное, что он не нашел призвания, которое позволило бы реализовать заложенные в его характере лидерские качества и удовлетворить страсть к путешествиям и переменам.

Сарфраз родился и вырос в Зуудхане, но среднее образование ему пришлось получать в школе в далекой деревне, находящейся в другом конце долины Чарпурсон. От его дома до нее было пять дней пути. Обучение сына дорого обходилось его родным. Отец семейства Хаджи Мухамад служил таможенником на границе; его доходы были весьма скромными. Однако он, равно как и его жена Биби Гульназ, твердо верили в то, что образование необходимо старшему сыну, так как аттестат об окончании восьми классов давал ему возможность впоследствии работать учителем начальной школы, которую собирались открыть в его родном селении.

В соответствии с родительским планом Сарфраз по окончании школы вернулся в Зуудхан и стал учителем. В хорошую погоду дети занимались на улице, а в плохую – в кухне общинной джумат-ханы – так называется дом молитвы у исмаилитов.

Но через год юноша разочаровался в профессии педагога и решил, что хочет служить в армии. Он попал в элитное подразделение спецназа Пенджабского полка и прошел курс специальной подготовки для ведения войны в высокогорных районах. В 1974 году, во время боевых действий в Кашмире между Пакистаном и Индией, он был дважды ранен.

Первая пуля раздробила правое плечо, а вторая прошла через правую ладонь. Военные медики не смогли полностью восстановить подвижность конечности, и она оказалась частично парализованной. Три пальца так и остались согнутыми – это и есть «фирменный крюк» Сарфраз Хана.

Но, несмотря на последствия травмы, он сохранил способность держать ручку, стрелять из винтовки, а также крутить руль несущегося на бешеной скорости джипа, когда левая рука занята мобильным телефоном.

После ранения Сарфраза отправили в почетную отставку и назначили пенсию размером в четыре доллара в месяц. Он вернулся в Зуудхан, снова попробовал учительствовать, но через год опять бросил это занятие – жалованье было мизерным, а семья увеличилась, и ее нужно было как-то содержать. Тогда наш герой поехал в город Гилгит, где устроился работать водителем микроавтобуса. Иногда ему приходилось по тридцать часов подряд без сна и отдыха колесить по опасному Каракорумскому шоссе. Дома он почти не бывал. Поняв, что здесь «не будет толку», он перебрался в Карачи, один из крупнейших мегаполисов и признанный экономический центр Пакистана. Там он в течение полугода служил