Школа корабелов - [41]

Шрифт
Интервал

Адмиралы по-разному отнеслись к рассказу Гурьева. Чичагов хмурился, а лицо Мордвинова выражало возмущение. После непродолжительного молчания Чичагов сказал:

— Что касается постов, директор явно перегнул. Училище не монастырь и морить учеников постом да молитвой ни к чему. Но и ты, профессор, должен согласиться, что наставник по закону божьему нужен. Я пришлю вам батюшку.

— Не в батюшке суть, ваше превосходительство, — возразил Мордвинов. — Разве мало князь Гагарин наломал дров в коллегии иностранных дел? Тут, Павел Васильевич, глубже смотреть надо. Творение Гурьева и впрямь опасности подвержено. А каково профессору служить совместно с этим медведем? Надобно запретить князю вмешиваться в работу Гурьева.

Министр вспомнил, что то же самое наказывал ему император. Тогда он не придал значения словам государя. С князем министр был в дружеских отношениях и считал неудобным ограничивать его власть в училище. А теперь придется с ним серьезно поговорить, хотя разговор будет не из приятных. Князь самолюбив и, конечно, обидится. Как бы Гурьев на него императору не пожаловался. От этого профессора всего можно ждать.

Чичагов удвоил любезность к Семену Емельяновичу.

— Работай спокойно, профессор, — сказал он, — я позабочусь о том, чтоб тебе помех со стороны директора не было.

— Мой тебе совет, Семен Емельянович, — дружески проговорил Мордвинов, — не лезь в ссору с князем, сдерживай себя, терпи. Иной раз и мне больно на ногу наступают, а я не то что терплю, а даже, бывает, извинения прошу…

Чичагов поспешил перевести разговор на другую тему. Он стал расспрашивать о выпускных экзаменах, готовящихся в августе, об учителях, о кандидатах в адъюнкты.

Адъюнкты были слабостью Гурьева, он мог говорить о них бесконечно.

— Эти скромные труженики большая для меня отрада, — сказал он. — Пятый год я занимаюсь с ними, зато теперь смело могу утверждать, что труд мой не напрасен. Гроздов хоть сейчас может заменить меня на уроках по высшей математике, гидравлике и механике. Аксенов отлично читает лекции по теории корабля. К началу будущего года мыслю окончательно подготовить их к сдаче экзаменов в Академии наук на звание адъюнкт-профессора.

— Много ли денег ты получаешь за их подготовку? — спросил Мордвинов.

— Денег? О том и речи никогда не велось. Да мне их не надо. Вознаграждением служит мне сознание того, что научные сведения мои втрое шире распространяются среди юных сынов отечества.

— А не согласишься ли, профессор, подготовить двух математиков для штурманских училищ в Кронштадте и Севастополе? Там большая нужда в учителях, — спросил министр.

— Нет, ваше превосходительство, с этим покуда подождать нужно. В самом училище корабельной архитектуры ощущается еще недостаток в хороших учителях. Прежде для него хочу подготовить двух — трех геометров и освободиться от невежд вроде лейтенанта Апацкого. Я уже принял нового кандидата в адъюнкты — студента Тенигина. Очень способный юноша.

— Что ж, остается пожелать тебе и дальше вести свой корабль по проложенному курсу, — закончил беседу министр.

2

Чичагов сдержал слово, данное Гурьеву. Дипломатично, с большим тактом, он намекнул князю Гагарину на жалобу профессора и дал понять, что обострять с ним отношения нельзя. Князь затаил обиду, но отменил строевые занятия. Он теперь редко показывался в училище, зато каждый его приезд вызывал настоящую панику. Гагарин ходил с лейтенантом Апацким по классам и, подчеркивая свое полное презрение к Гурьеву, производил очередную экзекуцию. Семен Емельянович в этих случаях сразу же покидал училище, избегая ссоры с директором.

Крупная стычка произошла между ними накануне экзаменов. Гурьев дал выпускникам день полного отдыха, и юноши после обеда расположились отдохнуть на траве во дворе училища. Скинув рубахи, они грелись на солнце, мирно беседуя о завтрашнем дне. Никто из них не заметил, как подошел директор.

— Почему раздетые валяетесь? Кто разрешил? Бездельники! — злобно крикнул князь на обомлевших от неожиданности и страха учеников.

— Ваше сиятельство! — начал Попов, поднимаясь. — Нам…

— Молчать! Марш в класс! — Жилы на шее князя вздулись, лицо налилось кровью, глаза, как две свинцовые пули, метались от ученика к ученику. — Пятьдесят палок каждому, а тебе, негодник, — Гагарин ткнул пальцем в Попова, — полсотни добавочно. Ступайте в класс и ждите меня там.

Воспитанники побежали в свой класс, по пути надевая рубахи. В коридоре их повстречал Гурьев, задержавшийся, на их счастье, в училище, чтобы закончить оборудование помещения к экзаменам. Попов и Осьминин, перебивая друг друга, сообщили ему о жестоком наказании, обещанном директором. Яша Колодкин, отвернувшись, заплакал от обиды. Андрей Углов подозрительно моргал глазами.

Не говоря ни слова, профессор последовал за воспитанниками в верхний класс. Тяжелое ожидание длилось не долго. Гагарин явился в сопровождении Апацкого и двух служителей. Один из них тащил охапку длинных тонких березовых прутьев.

— Ваше сиятельство, прошу отменить наказание, — тихо и спокойно произнес Семен Емельянович, шагнув навстречу князю.

— Ни за что!

— Отступитесь, ваше сиятельство, прошу вас, — ведь ученикам завтра экзамен.


Рекомендуем почитать
Мое первое сражение

Среди рассказов Сабо несколько особняком стоит автобиографическая зарисовка «Мое первое сражение», в юмористических тонах изображающая первый литературный опыт автора. Однако за насмешливыми выпадами в адрес десятилетнего сочинителя отчетливо проглядывает творческое кредо зрелого писателя, выстрадавшего свои принципы долгими годами литературного труда.


Повесть о юнгах. Дальний поход

Литература знает немало случаев, когда книги о войне являлись одновременно и автобиографическими. Особенно много таких книг появляется в переломные эпохи истории, в периоды великих революций и небывалых военных столкновений, когда писатели вместе со всем народом берутся за оружие и идут сражаться за правое дело. Свинцовые вихри, грохот орудий, смертельная опасность входят в жизнь человека, как в другие времена школа, женитьба, мирная работа, и становятся частью биографии.Великая Отечественная война стала частью биографии и писателя Владимира Саксонова.


От Клубка до Праздничного марша

Перед вами давно обещанная – вторая – книга из трёхтомника под названием «Сто и одна сказка». Евгений Клюев ещё никогда не собирал в одном издании столько сказок сразу. Тем из вас, кто уже странствовал от мыльного пузыря до фантика в компании этого любимого детьми и взрослыми автора, предстоит совершить новое путешествие: от клубка до праздничного марша. В этот раз на пути вас ждут соловей без слуха, майский жук, который изобрёл улыбку, каменный лев, дракон с китайского халата, маленький голубчик и несколько десятков других столь же странных, но неизменно милых существ, причём с некоторыми из них вам предстоит встретиться впервые.Счастливого путешествия – и пусть оно будет долгим, несмотря на то, что не за горами уже и третье путешествие: от шнурков до сердечка!


Эта книжка про Ляльку и Гришку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Про девочку Веру и обезьянку Анфису. Вера и Анфиса продолжаются

Предлагаем вашему вниманию две истории про девочку Веру и обезьянку Анфису, известного детского писателя Эдуарда Успенского.Иллюстратор Геннадий Соколов.