Школа колдунов - [18]

Я в точности следую его инструкциям и после ужина слышу:

— А знаешь, по-моему, нет лучше отдыха, чем летом в деревне, — это папа. — Речка, лес, парное молоко — чудесно! Пусть Тимофей отдохнет, как следует, а то у него такой вид, будто он кончил не седьмой класс на одни тройки, а по крайней мере консерваторию с золотой медалью.

— Две четверки у меня все-таки есть, — слабым голосом говорю я, чтобы восстановить справедливость, но меня, кажется, никто не слушает.

Папа продолжает:

— Федор — мальчик серьезный. Вдвоем они вряд ли способны на глупости. Пусть побудет в деревне недельки две, а там посмотрим.

Я делаю вид, что ничего особенного не услышал, радости не показываю, чтобы не насторожить родителей. Напротив, весь мой вид говорит о крайнем утомлении, вызванном, конечно, сложной школьной программой. И родители отсылают меня спать пораньше.

В темноте, уже лежа в постели, я радостно улыбаюсь, думая о поездке в деревню и скоро засыпаю. Всю ночь мне снятся отвратительные сны — толстые вороны громко каркают и все норовят проткнуть клювами шины моего велосипеда, на котором мы с Федором едем на рыбалку. При этом нагло ухмыляются и говорят голосом Игоря Палыча:

— Рыбки захотели? Рыбку на крючок ловить надо: попадется — не сорвется!

А домик бабушки и вовсе кажется во сне избушкой на курьих ножках. И так всю ночь! После такого сна никакой рыбалки не захочешь.

Утром, а это суббота, и родители дома, я встаю, и без напоминаний, но так, чтобы они заметили — делаю зарядку. Потом иду умываться, тоже добровольно, чем привожу их в радостное удивление. Я весь слегка вздрагиваю от нетерпения, как заведенный мотоцикл, — ведь Федор давно должен ждать меня во дворе. Но приходится сесть за стол и съесть что лежит у меня в тарелке. Я встаю и вежливо говорю спасибо.

Этим я окончательно убеждаю родителей, что перемены к лучшему во мне уже начались. Что, однако, не мешает маме дать мне в руки сумку и деньги прежде, чем я успеваю выскользнуть за дверь.

— Купишь молока, Тимоша! — слышу я уже на лестнице. Не люблю, когда меня так называют.

На скамеечке у подъезда сидит Федор и степенно беседует со злющей старушкой. Из тех, что всегда знают, как всем все нужно делать. Но Федор вообще умеет прекрасно ладить с людьми, даже с такими, у которых для меня нет других слов, кроме «хулиган», «бездельник», «обормот» и все остальное из этого же списка.

Увидев меня, старушка говорит Федору:

— Как ты можешь дружить с таким лентяем? Смотри, наберешься от него…

На что Федор спокойно так отвечает:

— Нет, что вы. Это я на него оказываю положительное влияние. Через месяц вы его не узнаете.

— Это в каком смысле? — интересуюсь я.

Но Федор, не отвечая, увлекает меня за рукав.

— Ну как?! Отпускают?

Я невозмутимо киваю головой.

— Отлично! Значит, завтра и едем. Это совсем недалеко, минут сорок на автобусе. Автобус утром, в семь тридцать, я узнал. Смотри не проспи!

Остаток дня каждый проводит у себя дома. Я сообщаю родителям, что завтра мы едем в деревню, к бабушке Федора, собираю вещи и смотрю по телевизору какой-то скучный фильм. Непонятное беспокойство охватывает меня, почему-то не хочется так спешить, и радостное чувство, которое было вчера, не возвращается. Но с Федором мы уже договорились и менять решения не в наших правилах.

Пока я сижу у телевизора и пытаюсь разобраться в сложных отношениях между главными героями, Федор, как обычно, не тратит времени зря. Он вообще не смотрит телевизор, часто повторяя:

— Сколько ни читай — императором не станешь.

Хотя сам-то книжку из рук не выпускает. Все это он вымещает на телевизоре.

Я живо представляю себе, как Федор висит, словно паук, в углу под потолком в своей комнате. Во всяком случае, пытается висеть, неизвестно за что цепляясь. У него сейчас период увлечения ниндзя. Это длится не менее полугода и успело принести ему немало неприятностей. Ниндзя — это такие люди-невидимки, они жили когда-то в Японии. Федор о них вычитал в каком-то журнале и с тех пор «заболел» ими. У моего друга, конечно, много увлечений. Но он, в отличие от большинства людей, не меняет их до тех пор, пока не доберется до самой сути. Мне лично его новое увлечение никогда не нравилось, сколько раз он с ним попадал в разные истории. Однажды чуть не захлебнулся в собственной ванне — когда тренировался дышать через пустой стебелек. В другой раз застрял в вытяжном шкафу в кабинете химии, куда он пробрался на перемене. Он тогда пытался просидеть трубе весь урок, упершись ногами в одну, а спиной в другую стенку — это излюбленный прием ниндзя.

Шел урок в десятом классе, и учительница ставила опыты с какой-то едкой дрянью. Федор сильно закашлялся в трубе, чем здорово напугал всех — кашель слышался гулкий и какой-то ухающий. Но ему было не до шуток. Он пытался выбраться из трубы, чтобы не задохнуться, но это оказалось куда трудней, чем залезть туда. И Федор окончательно застрял. Когда учительница сообразила, наконец, откуда доносятся эти странные звуки, она открыла задвижку и увидела подошвы его ботинок. Потом двое рослых десятиклассников тянули его за ноги, пока не освободили из шкафа. Уже через пять минут Федор стоял в кабинете директора весь перепачканный в саже, со взъерошенными волосами, но с абсолютно непроницаемым лицом. Как индеец у столба пыток. Этим он привел в еще большее негодование директора и учителей, и случай этот долго мешал ему спокойно жить.