Школа двойников - [24]

Лизавета обернулась, провожая взглядом живописного бродягу в лохмотьях под бурлака. Вероятно, он пополнил свой гардероб в местной костюмерной.

– Как ты думаешь, зачем этому продюсеру понадобилась Леночка? – спросила она Маневича.

– Ума не приложу. – Менее впечатлительный Саша шел с ней рядом, не обращая внимания на бомжей и прочую экзотику, – Может, и впрямь кандидата пудрить, а может… Видишь, и Новоситцев про этот портретный грим говорил. А Зотов… он очень странно себя повел, когда я спросил про «школу».

– С какого перепугу ты вдруг стал интервьюировать Зотова?

– Я же с ним не о текущем моменте беседовал, – объяснил Саша свой необъяснимый с точки зрения профессионала поступок: говорливый депутат Зотов давно намозолил глаза всем – и телезрителям, и теленачальству.

– О чем же тогда? И зачем ты к нему поехал?

– Чтобы спросить. – Маневич опять скорчил загадочное лицо. – Спросить о смерти соратника! И не торопи события, все покажу, все расскажу. Ты лучше разъясни, что должен означать сей видеосон, показанный Новоситцевым?

– Что свято место пусто не бывает, – рассмеялась Лизавета. – Этот мужичок в белом – не первый и не последний политик, решивший улучшить собственный имидж посредством всенародно любимых артистов и мелодий. А то, что в клипе снимается, – тоже ничего удивительного. С одной стороны, дивный промоушн в молодежной среде – как иначе юнцы запомнят его физиономию? С другой, – Лизавета назидательно помахала тонким наманикюренным пальчиком, – возможность практически бесплатно попорхать по голубым экранам. Ведь за показ музыкального клипа не платят, как за политическую рекламу! Музыкальный клип можно впихнуть в любой молодежный эстрадный бардак по весьма сходной цене. И контроль не такой суровый. Оттуда про политику не ожидают. Это своего рода обходной маневр.

– Ты о том, что во всех этих музпрограммах за показы клипов не платят? – возмутился всегда болеющий за справедливость Саша.

– Платят, но не все, не везде и не всегда официально. А за политическую рекламу берут по полному тарифу, без скидок! Вообще же эту смычку поп-музыки и большой политики придумала одна практичная думская дама. Она сама все сочинила, сама сыграла главную роль – не то принцессы, не то ясна-солнышка в шлягере из Бременских музыкантов. Там, кстати, совсем нахально экономили. Витя хотя бы все сам снял. А на том клипе только «думицу» собственной персоной и запечатлели. Все остальное – фрагменты из мультика. Без затей.

– Чудовищный опус, что мы видели, – та еще затея! – не унимался Саша.

– Остынь, ты присутствовал при рождении жанра. Это первые, робкие опыты. «Приезд поезда» тоже, знаешь, отличается от шедевров Чаплина, Феллини и Тарковского.

Переговариваясь таким образом, они дошли до выхода с «Ленфильма», он же вход. Фасад увеселительного сада «Аквариум» и «Дворца льда» немного почистили.

Маневич покачал головой:

– Нет, все-таки политика губит искусство. Мрак!

Саша не боялся быть банальным. Лизавета улыбнулась:

– Зато погода, погода какая! Совсем не мрачная!

Маневич не был настроен любоваться пейзажем.

– Зато жизнь темная. Люди пропадают, или умирают от странных болезней, или немыми становятся.

– Это кто немым стал?

– На студии расскажу. Сначала посмотришь интервью. Ты же этого Зотова лучше меня знаешь. А пока наслаждайся погодой. – Саша наконец-то взглянул на небо. – По-моему, первый день без снега…

До студии они дошли пешком. Прогулка доставила им удовольствие.

ЗАМЕЧАНИЕ В ДНЕВНИКЕ

– Я хочу сделать спецрепортаж. Тут есть материал – видела, как он губы кусал? А потом еще твои декабрьские съемки подверстаем… – Маневич поймал убегающий Лизаветин взгляд и переспросил: – Ты не согласна?

– Не знаю, милый… Специальный репортаж – дело серьезное. Если ты, конечно, хочешь сделать действительно специальный репортаж, а не суррогат, который у нас называют спецухой…

Саша и Лизавета сидели за шкафами в шестой аппаратной. Именно здесь в укромном углу выгородили отсмотровый уголок для корреспондентов и операторов «Новостей». В закутке было тесно и уютно, на обшарпанном, исчерченном пылкими надписями столе стояли бетакамовский плейер, динамик и телевизор, временно исполняющий обязанности монитора. Также в закуток влезли два стула и корзинка для мусора. Многие корреспонденты приходили сюда писать тексты – кабинетов в редакции не хватало. Писали, а заодно поедали конфеты, яблоки, бананы и бутерброды. Для объедков и разорванных в творческом порыве бумаг и поставили пластиковую корзину.

Там, за шкафом, техники и режиссеры готовились к эфиру ночных «Новостей». Готовились активно, если не сказать суетно. За десять минут до выхода в эфир на пульте вылетел звук, исчез неведомо куда, как в пропасть сгинул. Началась обычная суета. Народ бегал из одной комнаты в другую, отделенную от первой стеклянной перегородкой, дергал и двигал всевозможные рычажки и давил на всяческие кнопки. Настоящей боевой тревоги, по сути, не было – все давно привыкли, что пульт, или магнитофон, или плейер, или кабель, или еще что-нибудь крайне важное постоянно выходит из строя – причем, как правило, в самое неподходящее время. То один из телевизионных котов написает в режиссерский пульт и срочно приходится сушить аппаратуру. То на время эфира назначат еще и перегон сюжета из Нижнего или Мурманска, при этом видеоинженеры должны, в нарушение всех правил, перекоммутировать магнитофоны на прием и передачу в течение десяти минут, тогда как на подобную операцию отводится минимум полчаса. То кто-то острым каблучком перебьет кабель, связывающий студию «Новостей» с программной аппаратной, которая передает сигнал собственно в эфир, и картинка исчезает на глазах у тысяч изумленных телезрителей. К чрезвычайным происшествиям привыкают, как и ко многому другому, и они становятся рутиной. Конечно, несколько утомительной рутиной, но не более того.