Шиза. История одной клички - [14]
— Ню-у, Ва-алени-и-инь Ва-алени-и-ине-еви-и-и-ич!
Нудные мольбы на Валентина Валентиновича не подействовали, и он в такт гнусавой парочке ответил так же в нос:
— Двя-а-а… Двя-а-а!
Робик, как и положено трудоголикам, перевыполнил норму в несколько раз. По этому поводу Перепёлкин высокопарно продекламировал:
Армен и половины задания никогда не успевал, да и по большей части предпочитал покупать у соплеменников наброски и этюды за наличные деньги, а также натурой — съестным и сигаретами.
— Арменчик, придумывай быстрее откаряку! — ехидно посоветовал Цесарский, его вечный соперник по амурной части.
— Валентин Валентинович, а у меня бабушка заболела. Сильно.
— Армен, ты же в общежитии живёшь. А бабушка твоя где?
— На Махачкала.
— Это такая чкала, где всегда махач! — пояснил Цесарский.
— А я, Валентин Валентинович, переживал. Работать не мог! Всё думал, как там мамочка моя одна с больной бабушкой…
— Слушай, дорогой, не грузи. Мы тебе теперь и мама, и папа, и дедушка Али… — не унимался вредина Цесарский.
— Два! — коротко прервал их Валентин Валентинович.
Невзирая на то, что задание чётко предписывало первокурсникам делать зарисовки простых предметов быта, большинство работ Гапона составляли сложные модернистские композиции, а если среди них случайно попадались положенные «кружки-чайники», то с изломанными до неузнаваемости формами и всегда с громкими амбициозными названиями. Под портретом страхолюдины неопределённого пола красовалось: «Пречистая Матерь». Кто-то из одногруппников-реалистов, исправив в названии только одну букву, приблизил произведение к истине, оскорбив портретиста. Теперь маленькую деформированную голову, посаженную на непропорционально могучие плечи, оправдывало новое название «Плечистая Матерь». Этюды кисти Гапона вообще представляли собой кашу из темно-коричневых пятен.
— Тут я экспериментировал в технике Рембрандта, — не замечая ужаса в глазах окружающих, гордо пояснял автор.
— Кстати, о Рембрандте. Знаешь, Гапоша, ничего так не красит картину, как кисть и краски! — авторитетно заявил Тарас Григорьевич. — Так что берись за кисти и пиши по-настоящему, цветом, а не какашками.
Цесарский пропустил самодовольное поучение Тараса Григорьевича, своего вечного оппонента, без достойного отпора, так как был чрезвычайно занят. К нему на плечо положила голову прекрасная Зденка. Цесарский замер, стараясь не спугнуть птицу счастья.
— Даже не знаю, как Вас, голубчик, оценивать, — поёжился Валентин Валентинович и как-то виновато взглянул на Гапона. — С одной стороны, вы много работаете, но с другой стороны — всё не то! Три балла.
— Цесарик, тебе не тяжело? — спросила Зденка тихо, но не настолько, чтобы этого не услышал позеленевший от ревности Хромцов.
— Даже не знаю, как вам, голубушка, ответить, — точно копируя голос и интонацию учителя, куражился Цесарский, — с одной стороны, не тяжело, вот с этой, — и он указал на своё свободное от Зденкиной головы плечо. Коварная кокетка заливисто засмеялась, твёрдо зная, чей взгляд буравит им спины.
— Так, следующий, — продолжал проверку Валентин Валентинович и вопросительно посмотрел на Цесарского.
— Ах, даже и не знаю, смогу ли… — громогласно отозвался Цесарский, желая всеми силами обратить внимание публики на свой триумф — обладание Королевой Красоты.
Работы Цесарского были безупречны. Лучше были только у Хромцова. Его этюды изображали небо в разных состояниях: белые, пушистые облака, бордовые сумерки над городскими многоэтажками, но самое большое впечатление произвели этюды грозовых туч.
— В Барокке писали такие небы! — восхищённо ахнула Гульнур, поразив Тараса Григорьевича в самое сердце наивной корявостью фразы и трогательными ямочками на щеках. Может, в этот самый момент высшие силы и решили заключить на небесах странный брачный союз уставшего от жизни, вынужденного страдать среди ядовитых малолеток Тараса Григорьевича и смешливой девчушки, самой младшей во всём училище.
Лору вызывали несколько раз. Она всё пыталась в последний момент перед проверкой что-то подрисовать, подправить.
— Вы будете показывать работы, в конце концов, или нет?
— Ой, ну я, эт самое, сейчас.
— Лор, поздняк метаться! Иди, сдавайся!
— Я только ещё вот здесь поэтсамываю!
В конце урока Валентин Валентинович попросил студентов принести из натурного фонда предметы и драпировки для новых постановок, а сам по неизменной гномьей привычке незаметно исчез.
С невообразимой какофонией в группу ввалились обвешанные разноцветными тряпьём Перепёлкин с саксофоном, Хромцов в военной пилотке и с балалайкой и, конечно, Цесарский с дырявой гармошкой наперевес.
— Драпернём по натюрмордам!
— Выступает Великий и Ужасный Михаил Цесарский с двумя подтанцовками, — пафосно объявил свой выход Цесарский. — Музыка из нот, слова из словаря.
Мелодию «Амурских волн» выводил на саксофоне Перепёлкин. Хромцов в такт подтренькивал одинокой балалаечной струной. Инструмент же Цесарского был способен лишь на короткие, эротические вздохи, но зато сам Великий и Ужасный оказался обладателем красивого баритона:
Молодой аналитик Кейт Уилсон даже не мечтала, что привлечет внимание Джулиана Лоуренса, финансового магната и миллиардера. Но жизнь подарила ей счастливый билет. Джулиан влюбляется в девушку и готов на все, чтобы она ответила ему взаимностью. Однако его загадочное прошлое и странное поведение заставляют Кейт беспокоиться об их будущем. Получив таинственную посылку, она обнаруживает в ней фото возлюбленного… датированное 1916 годом! И мы переносимся во Францию времен Первой мировой войны. Молодая американка должна выследить знаменитого поэта, который служит в британской армии, и предупредить о грозящей опасности. Читателю предстоит провести увлекательное расследование, чтобы понять, как эта история связана с Кейт и Джулианом.
Реальный мир или мир фантастический — проблемы одни и те же: одиночество, сомнения, страхи… Близкие далеко, а чужаки рядом… Но всё можно преодолеть, когда точно знаешь, что хороших людей всё же больше, чем плохих, и сама земля, на которую забросило, помогает тебе.
Это роман о взрослении и о сложностях переходного периода. Это история о влюбленности девушки-подростка в человека старше нее. Все мы были детьми, и все мы однажды повзрослели. И не всегда этот переход из детства во взрослую жизнь происходит гладко. Порою поддержку и любовь можно найти в самых неожиданных местах, например, на приеме у гинеколога.
В.Г. Зебальд (1944–2001) – немецкий писатель, поэт и историк литературы, преподаватель Университета Восточной Англии, автор четырех романов и нескольких сборников эссе. Роман «Головокружения» вышел в 1990 году.
Грустная история о том, как мопсы в большом городе искали своего хозяина. В этом им помогали самые разные живые существа.
Повесть Тимура Бикбулатова «Бог-н-черт», написанная в 1999 году, может быть отнесена к практически не известному широкому читателю направлению провинциальной экзистенциальной поэтической прозы.