Шиш вам, а не Землю! - [45]

Но Кондратию было не до тонкостей военного дела. И, узнав, что требуемое находится на корме, поспешил туда.

— Долго там не рассиживайся, — предупредил капитан. — Скоро приземление.

Кондратий что-то буркнул в ответ и захлопнул за собой дверь.

Но засидеться, как и предвидел капитан, Кондратию не пришлось. Едва он успел как следует устроиться, ощущая себя орлом рассевшимся на верхушке скалы, как случилась беда. Дружным залпом фарагосских зениток разнесло пол ракеты, на которой летел, а вернее, сидел в… ммм… гальюне Кондратий и его унитаз выбросило из транспорта десантников, как старую и ненужную, отслужившую срок безделушку.

При таком раскладе дел, разбиться насмерть суждено было Кондратию, как с унитазом, так и без. И, тем не менее, он ухватился за края фарфоровой посудины и пикировал, не расставаясь с ней!

С высоты птичьего полёта хорошо были видны игрушечные города и деревни фарагосцев.

23

Но ещё он видел слева и справа горящие ракеты фомальдегаусцев, понимая, что на Фарагосс вряд ли сядет хотя бы одна. Повезло ему или нет, трудно было судить в его нынешнем положении. Но ракеты, бомбардируемые снарядами защищающегося неприятеля, горели, как свечи, разваливаясь прямо на глазах. А Кондратий всё ещё оставался жив и даже пока неплохо себя чувствовал.

Уже многих из тех, с кем он прибыл на Фарагос, не было в живых. И Кондратию так стало обидно за свою молодую, только начинающуюся жизнь, что он изо всех сил дёрнул за кольцо сливного бачка, от всей души надеясь, если не разбомбить подлых фарагосцев, то хотя бы утопить их частично в дерьме.

И случилось великое чудо! Что-то хлопнуло над ним и его стремительное падение существенно замедлилось, плавно перерастая в парение. Теперь он опускался неторопливо и обстоятельно, можно сказать даже, величаво покачиваясь в воздухе.

Оказалось, унитаз был снабжён парашютом! Какой-то идиот, пришлёпнутый шутник присабробачил к унитазу десантный парашют!

— Ни фига себе! — только и воскликнул Кондратий, лишь только почувствовал над собой упругую силу парашютного купола.

Но тут же умолк, завидев пролетающего мимо капитана. Капитан был, как всегда подтянут, выглажен и гладко выбрит. И, сверкая начищенными до зеркального блеска ботинками, за те недолгие мгновения, в которые он пролетал мимо Кондратия, капитан успел оглядеть самого Кондратия, его парашют, отдать честь Кондратию и передал ему свои полномочия командующего, увы, как видел землянин, уже не существующей 10-й фомальдегауской десантной дивизии.

— Помни, боец, только на тебя вся надежда! — выкрикнул капитан прежде, чем бряцнуться о землю.

Придуркин планировал дальше.

В отличие от капитана и его гвардии, Придуркин приземлился неплохо. Если не считать того, что уже при приземлении его накрыло куполом парашюта и Кондратий едва не задохнулся, прежде, чем выпутался из строп.

Сказано же: ни везением, ни невезением назвать то обстоятельство, что Кондратий остался жив при произведении им неуклюжего вываливания из десантной ракеты в обнимку с унитазом, причислить это обстоятельство к области везения или невезения было невозможно.

Хотя некоторый аспект удачливости, конечно, в этом деле для Придуркина присутствовал. И Кондратий его отметил сразу. Лишь только его, извиняюсь за столь частое употребление этого отнюдь не салонного слова, унитаз пробил крышу президентского дворца, парочку межэтажных перекрытий и встал намертво на первом этаже рядом с точно такими же изделиями, произведениями изощрённого человеческого ума. Что внешне и со стороны выглядело вполне естественно и нормально. То есть, так, как, если бы и унитаз и Кондратий — вполне органичный ансамбль в данной ситуации, если вдуматься — всегда находились на этом месте. А, если уж и не всегда, то, по крайней мере, периодически.

Парашют Кондратия оборвался, когда ещё зацепился за каминную трубу и потому сейчас гордо реял на ветру подобно флагу Фомальдегауса, тем более, что на флаг и был он похож. Ибо сделан был, уже упоминавшимся выше чешуйчатником-шутником, так и оставшимся инкогнито для истории Фэтской системы, из фомальдегауского флага!

Скептически взирая на фарагосский интерьер, раскинувшийся вокруг и очень напоминавший Кондратию любой другой такой же интерьер любой другой части цивилизованного мира, Кондратий и предположить не мог, что он один навёл на Фарагоссе больше переполоху, чем вся фомальдегауская гвардия, сгоревшая бесславно в тесных и пропахших фомальдегауской чешуёй, ракетах.

Тем не менее, не более, чем через минуту после падения Кондратия, во дворце поднялась такая паника, что ему даже и неловко стало за то, что он всех этих людей побеспокоил.

— Разбомбили! — кричали одни, пробегая мимо восседающего на своём «троне» Кондратия.

— Нас предали! Во дворце десант чешуйчатников! — кричали другие.

— Фарагоссу — амба! — вопили третьи. — На крыше Президентского дворца фомальдегауский флаг!

Как бы там ни было, но Кондратий твёрдо решил пока не вмешиваться в ход событий, а лишь беспристрастно наблюдать за происходящим, ожидая момента, когда обстоятельства потребуют инициативы.

Тем более, что в проломленную им дыру в потолке президентского гальюна ввалился ящик с брокен-бролой и встал приглашающе на полу рядом с Кондратием, словно предлагая отметить удачное взятие неприступной твердыни фарагоссцев.