Шипка - [11]
— Ты говоришь по-русски?
— Да, я говорю по-русски.
— В своем наряде ты очень похожа на русскую девушку, — заметил Тодор.
— Мне уже говорили об этом и в Николаеве, и здесь. Вчера я шла с русским солдатом, ему было поручено проводить меня до вашего штаба. — Она звонко рассмеялась. — Такой чудак, этот русский солдатик! Сперва он даже ие поверил, что я болгарка.
— Болгарка, болгарка! — заверил брат, — Самая очаровательная болгарка на Балканах!
— Тодю! — Она строго вскинула густые брови. — Хватит! — Помолчала. — Лучше расскажи о себе: как ты жил, что делал эти три года?
Темные глаза брата погрустнели.
— Мой рассказ не будет таким радостным, как твой, Елена. — ответил он.
— Я тебя слушаю, Тодю.
Он пододвинул другой стул поближе к стулу сестры и медленно сел. Положил обветренные, загрубевшие руки на колени, покачал головой и начал неспешно и тихо:
— Год назад, Елена, мы были уверены, что самостоятельно сбросим турецкое иго. Если бы ты видела, как мы готовились к своему восстанию! Отцы оставляли детей, а женихи невест, чтобы принять участие в вооруженной борьбе. Мы были наивны, не имели опыта, и нам тогда казалось, что одного нашего желания, одного энтузиазма хватит, чтобы изгнать турок с родной земли. Эх, Елена, Елена!
— Да, — чуть слышно промолвила она, понимая, что самое печальное ждет ее впереди.
— Я был в Панагюриште, когда туда во второй половине дня двадцатого апреля прискакал гонец с посланием. Я не знаю, о чем там писалось, но наш командир объявил восстание, и мы возликовали душой. В те часы только и слышно было: «Восстание! Восстание! Восстание!» Это слово произносили старики и мальчишки, женщины — матери и такие молодые, как ты. Мы сделали налет на село Стрелчу, не особенно удачный, но все же мы имели успех, заставив турок пойти на переговоры с нами. Турки — и просят у нас перемирия! Это было что-то необыкновенное, и мы готовы были праздновать победу, хотя даже проблесков ее не было видно. Честно-то говоря, кроме желания и энтузиазма, у нас ничего и не было: ружья кремневые, пушка самодельная, выдолбленная из черешни, — ее хватало на один выстрел.
— Бедные вы, бедные! — вздохнула Елена.
— Тем временем турки собрались с силами и повели против нас борьбу по всем военным правилам. Они овладели Стрелчой и стали готовиться к большому наступлению. Хафиз-паша имел отборные шайки головорезов, и у него были немецкие ружья и новые немецкие стальные орудия. Два дня вели мы неравный бой, защищая каждую пядь земли. Число турок превосходило наши силы во много раз. Да еще оружие, оружие! Наша единственная пушка взорвалась в тот момент, когда башибузуки начали самый настоящий штурм.
— Представляю, что потом было в Панагюриште! — с тревогой проговорила Елена.
— Мы не сложили свои кремневые ружья, нет! — гордо произнес Тодор. — Мы еще долго сражались, мы дрались с отчаянием обреченных. Женщины засыпали глаза турок толченым перцем, а мы били их камнями, дубинами, топорами — всем, что оказывалось под рукой. Я схватил одного башибузука, здорового и сильного, и бросил его в колодец, а другого пришиб камнем, когда тот с ятаганом гнался за беременной женщиной. Наши болгарки в те минуты походили на разъяренных тигриц — им бы да настоящее оружие! Но что можно сделать палкой или булыжником!
— И вы отступили, Тодю? — нетерпеливо спросила Елена.
— Отступили, но не все. Город был отдан на растерзание кровавой шайке. Что там творилось, прости меня, Елена, я не смогу тебе описать, у меня и сейчас содрогается сердце, когда я вспоминаю Панагюриште в последний день апреля. Турки убивали всякого, кого встречали на улице или отыскивали в домах. Они рубили головы старикам, женщинам, детям. Они вспарывали животы беременным и потом потешались, показывая плод. Они насиловали девушек, и те, не выдержав позора, кончали с собой. Да и вообще многие в Панагюриште покончили с собой: лучше самим и сразу, чем на долгие часы попасть в руки палачей! Около двух тысяч погибло в этом небольшом городке — таков кровавый счет турецких варваров.
— Это ужасно, это ужасно! — вырвалось у Елены.
— Реки крови пролились в те дни по всей Болгарии, — продолжал Тодор. — Я не знаю, как могло выдержать сердце при виде всего, что там происходило! Все я повидал, Елена: и пепелища на месте деревень, и истерзанных людей. Злодеяния творились всюду, одно страшнее другого. Но вот Батак…
— О селе Батак слухи дошли и до нас в России, — сказала Елена. — Неужели все это было?
— Я не знаю, какие слухи дошли до России, но я был в этом селе спустя несколько дней, как его покинули эти дикие орды. Я много видел кровавого и жестокого, но Батак всегда для нас останется Батаком. Представь, Елена, они казнили людей, отрубая головы. Казнили всех, не чиня следствия и не устанавливая хотя бы малейшей вины. Да и какая вина могла быть у двухлетнего мальчонки, который тянулся за матерью, несшей на руках двух еще меньших близнецов? Башибузуки отрубали головы на двух пнях, и люди ждали своей очереди, видя уже груду этих отрубленных голов. Палачи работали с сатанинским наслаждением и не обращали внимания на крики перепуганных людей, на мольбы жешцин-матерей, на стоны убогих старцев. Пять тысяч из семи тысяч жителей Батака распрощались с белым светом, а красивое село, превратилось в пепелище. Когда я проходил мимо — видел только обезумевших от ужаса женщин да черных ворон, подбиравшихся к трупам. Ты видишь седые пряди на моей голове? Это после Батака, Елена!
Новый роман И. Курчавова «Цветы и железо» повествует о мужестве, смелости и находчивости советских патриотов. События развертываются на Псковщине в начальный период Великой Отечественной войны. Под руководством партии коммунистов в сложных условиях вражеского тыла подпольщики и партизаны ведут героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и наносят им огромный урон.Роман написан с большой любовью к советской Родине, ее отважным сынам и дочерям.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.