Ship's Life, или «Океаны нам по щиколотку!» - [158]
— При наличие у вас письменных уорнингов…
— Увольняют за три, а у меня их только два.
— Нам поступило сегодня распоряжение из офиса…
— А как быть с тем, что я об увольнении знала еще днем, а уорнинг мне дали вечером и то, только за то, что я задержалась на несколько минут?! Почему бы не сказать, что вам просто нужна была причина и что это увольнение не законно?
— Простите, я не понимаю, о чем вы говорите.
Алина зло смотрела в глаза капитану, который лгал прямо ей в лицо. Она даже не помнила о его высокой позиции, ей хотелось зашипеть по-кошачьи и изо всех сил вцепиться когтями ему в физиономию. Все остальные присутствующие смотрели в пол, кто лицемерно сочувствующе, кто скучающе, кто откровенно насмехаясь. Торжествующий злой огонек мелькал и на невинно сложенных губах Дженни. Алине вдруг стало все равно. Биться здесь не имело смысла, все давно было решено без нее, и приговор обжалованию не подлежал. «Да вы же просто колода карт!» — безмолвно закричала она и вышла за дверь. Ее трясло крупной дрожью от омерзения и несправедливости, но сделать она ничего не могла. Сенчюри для нее закончился, на руках был билет домой.
Долго-долго Алина сидела на опендеке, чтобы успокоиться и, в конце концов, стала спускаться вниз. Она позвонила Йорго прямо из коридора в инжин-рум, и деланно насмешливым голосом сообщила о случившемся. Ей стало немного легче, когда она услышала, как сильно он переживает. Но и это ничего уже не меняло. Значит, приходилось делать хорошую мину при плохой игре.
Сколько людей на этой планете или хотя бы на этом корабле, который тоже, по сути, является маленьким миром, сколько людей не боялись быть самими собою или хотя бы говорить правду в глаза. Сколько? Был ли тут хотя бы один человек, способный на это?
Она поднялась и подошла к краю опендека. Слева сияло неправдоподобное солнце, закатными лучами окрашивая море в оранжевые цвета. Палуба была холодная, но не настолько, чтобы лишать себя удовольствия походить босиком. Концентрация таких удивительных людей как Дэвид и Рамиру, Йорго, Грант, Тамара, Бен, Джош… Смесь красивейшей и талантливейшей музыки, песен, настоящих, непридуманных чувств, и все тот же банальный людской страх, прошлые обиды, любовь и ненависть, боль и разочарование, счастье… А возможно ли тут истинное счастье? Такое, каким оно должно быть? Хотя кто же может ответить, каким должно быть счастье? Девушка даже усмехнулась про себя. Эту фразу она ненавидела с детства. Так не должно быть. А как должно? Кто знает, как должно быть? Для чего вообще придумывать все эти рамки и правила, каноны и глупые нормы. Для того чтобы оправдать свое неверие? Свой страх? Свое что? Свою боязнь быть счастливым? Она вспомнила голос Йорго по телефону. Любил ли он ее на самом деле или все было оттого, хотелось недоступного?
Закат становился все более нереальным, вода постепенно превращалась в розовое соцветие, и уже нельзя было различить, где кончалось море и где начиналось небо. На опендеке никого не было.
Вдруг она отчетливо поняла, что устала и, кажется, больше уже ничего не хочет. Совсем ничего. Ей смертельно надоела вся эта фальшь и вся эта иллюзия жизни. Все эти пьяные разговоры, бар, разборки и скандалы с Йоргесом, маслянистые взгляды филиппинцев и негров, переписка с Беном, ожидание Джоша. Осталось ли в ней самой хоть что-то искреннее и настоящее? Корабль закончился. Что же он ей дал? Все опостылело. Ей захотелось плюнуть в темные воды моря, но она сдержалась. Почти перевесившись через край, она сжала зубы и посмотрела в отражение своих собственных глаз в блестящей поверхности перил. Время на корабле закончилось, а вот куда он ее привел?
В коридоре девушка услышала голоса и разобрала Тамарин и Наташкин среди прочих. Как ей было их оставить? Алина так привыкла к ним, что девчонки стали ей, как сестры за эти короткие три месяца.
— Довели меня сегодня до белого каления! Ну как так можно? Пришла парочка американских русских и полчаса выбирали фарфор в подарок чьей-то маме. Это? Или может быть это? Или все же вот это, но уж точно не это! Через полчаса решили-таки. Выбрали какого-то дурацкого клоуна от Ядро. Ну ладно, клоун то в магазине, а вот коробка от него лежит в локере на другом конце корабля. Пришлось бежать. Подождите десять минут плиз, говорю. И бегу, как угорелая, с седьмого этажа на десятый. Прибегаю вся в мыле, лезешь в этом долбанном локере через коробки, переворачиваешь все, конечно же, нужная коробка обнаруживается в самом углу. Где- то под потолком пролезаешь, чуть все не обрушив, и подхватив в самый последний момент. С триумфом несешься назад по коридору, потому как лифт, конечно, где-то застрял. Вбегаю, нацепив перед этим улыбку под номером один, выдавая дежурное «спасибо за ожидание», и тут они мне выдают, ни мало не смущаясь, что все же решили выбрать другую. После чего, поборов вполне естественное желание запустить эту самую коробку им в рожу, все, также тупо улыбаясь и с заверениями: «Что вы, что вы, никакая это не проблема, я просто обожаю бегать по лестницам вверх-вниз, буквально хлебом не корми, дай только побегать вот так вот, тем более для таких приятных людей…». И бежишь назад с мыслью, что если они еще раз свое мнение изменят, так лучше им самим прыгнуть за борт, а коробка эта им вслед полетит не без моей помощи.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.