Ship's Life, или «Океаны нам по щиколотку!» - [139]

Шрифт
Интервал

— Ты пришла? — он не поверил своим глазам. — а мы песню записываем.

Она молча кивнула и постаралась справиться с дрожью в коленях. Все стало слишком запутанно.

— Я к тебе заходил. Там Тамара…

В каюте сидели Бен и Рамиру. Один настраивал камеру, а другой синтезатор, все были заняты. Говорить никому не хотелось. Алина опять кивнула, толи в ответ на его слова, толи в качестве приветствия, и протиснулась в уголок.

— Я не буду мешать. Я тихо.

— Окей. Только сядь вон туда на кровать, пожалуйста, а то ты так выглядишь, что я не то, что петь, — дышать не смогу.

Барабанщик улыбнулся уголками губ и повернулся к камере. В другой раз Алина бы похвалила б сама себя за выбор одежды, но на этот момент радости ей не было никакой. Она неопределенно повела плечами и, сбросив шлепанцы, забралась с ногами на кровать.

Песня была грустной, но очень красивой, она чувствовала себя и очень счастливой, и безумно несчастной одновременно. Было больно и сладко, сердце ее словно находилось на острие ножа, в голове шумело. Повисла тишина, означающая конец, но девушка так и сидела с закрытыми глазами на его кровати. Алина уже не в состоянии была следить за выражением лица, поэтому просто отвернулась к стене и обняла руками колени. Джош оглянулся и кивнул ребятам.

— Спасибо вам огромное.

— Ну, я пошел. — тут же сказал Бен, — я еще зайду попрощаться. Завтра. — уточнил он и протянул руки барабанщику.

Ребята обнялись, и тромбонист вышел за дверь, Рамиру возился с проводами на столе. Джош посмотрел на часы и преувеличенно веселым голосом спросил:

— Ну чего, Алин, давай по-быстренькому?

Девушку словно кипятком ошпарили, она подняла голову и даже не нашлась, что ответить. Рамиру тем временем собрался, в одной руке у него был компьютер, а другой он многозначительно постучал музыканту по голове.

— Ладно, я пошутил.

— Я пошел. Спокойной ночи.

Алина слабо помахала рукой, девушке все никак было не выдавить из себя ни слова. Внизу кто-то хлопнул дверью бара, и до них донеслась музыка. Джош закрепил дверь, чтобы не было так душно и сел рядом с ней на кровать. Алина, наконец, заметила, что он переоделся, сейчас на нем было одета футболка и джинсы. Взгляд девушки упал на оголенные руки. На левой от запястья до локтя руку покрывали странные шрамы. Она пересела на пол и молча погладила их ладонью. И тут поняла, что они означали.

— Девушка?

— Откуда ты знаешь? — ошеломленно дернулся он.

— Я не знаю. Я просто чувствую.

— Старые глупости. Молодой был и тупой.

— Скучаешь по ней?

— Абсолютно нет.

Она кивнула, усмехнувшись, другого ответа она и не ждала.

— И именно поэтому разодрал руку. Мазохист, да?

Джош отвернулся.

— Знаешь, — произнес он после непродолжительного молчания. — Ты как Доменик. Ты дала мне надежду.

— Это ее имя? Доменик? Красиво… — Алине больно укололо разочарование, но она ничем его не выказала. Она подумала одновременно о глубине чувств и о детскости их выражений. А потом о том, что было б, если это имя принадлежало ей.

— Красиво, но Доменик, увы, я никогда не видел вживую. А все, что было связано с той, поверь мне, не столь уж красиво.

— Верю. — Алина улыбнулась, но улыбка вышла невеселой, как и все в этот вечер. — Как ни странно, так чаще всего и бывает.

Он долго-долго смотрел на нее.

— У тебя ведь много боли было в прошлом. Больше, чем у меня.

— А что ты еще думаешь?

— Почему ты такая?

— Какая?

— Умная.

— Я?! Да я вообще блондинка.

— Не говори так. Ты. Ты особенная.

У Алины какая-то железная рука сжала горло.

— Ты, и в самом деле, как она. Тебе не нужно ничего объяснять. ты и так все понимаешь. Почти без слов.

— Если не твоя девушка, то… — она пытливо посмотрела снизу вверх, — Кто она, Доменик?

— Это героиня моего романа.

Алина внутренне застонала. «Он еще и пишет. Я же ничего еще о нем не знаю. Не уезжай, пожалуйста. Останься.» — молча молила она его, но так и не смогла сказать вслух.

— А ведь мы похожи. — усмехнулась девушка вместо этого и поджала под себя ноги.

— Мне тоже так кажется, но ведь я совсем ничего о тебе не знаю. Совсем ничего.

— Спрашивай.

— Все что угодно?

— Все. — губы сами собой разъехались в улыбке, и на этот раз улыбка вышла теплой, как солнечный лучик.

— Я столько хочу о тебе узнать. Долго получится.

— У нас вся ночь впереди. — пожала плечами девушка.

— Тогда сегодня мы всю ночь будем разговаривать. И… — он встал, и Алина внутренне напряглась, ожидая очередной пошлой шутки, но вместо этого он подошел к столу и жестом фокусника вынул бутылку красного сухого, — и пить вино.

— Мне, кажется, я бы слушал тебя часами, но я не знаю что спрашивать? Расскажи мне историю. — вдруг попросил он.

Алина не удивилась, но и не задумалась. У нее над ухом как вживую прозвучали мамины слова, — хочешь, сказку расскажу? Про танк! В глазах защипало, но она зажмурилась и усмехнулась, повторив:

— Про танк.

— Давай. — он протянул ей стакан, — пересесть не хочешь?

— Я на полу люблю. — она сделала глоток и почти не почувствовала вкуса. — мне ее мама рассказала. Моя команда тогда участвовала в соревнованиях по стритболу, первый раз для меня, я была жутко горда и взволнована. Знаешь я ведь первый раз мячик в руки взяла, когда мне уже семнадцать лет было. Я ведь и по росту подходила и по физподготовке, и родители спортом занимались. А мама так вообще профессиональной баскетболисткой была, и папа играл периодически, а ребенок почему-то всем, чем можно только было, занимался, но не баскетболом. Я об этом потом всю жизнь жалела, и каратэ и гимнастика, и акробатика, и плаванье, и теннис, в ообщем, прямо весь набор. А вот чем я по-настоящему хотела б заниматься, так это этим. Но только на первом курсе университета до меня дошло, что оранжевый мяч — это навсегда.


Рекомендуем почитать
Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.


Дом иллюзий

Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.


Дешевка

Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.