Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - [11]

Несомненно, Александр Дюма был доволен той шумихой, которая сопровождала выход в свет его романа.

Однако, отвечая бонапартисту и документально подкрепляя свою точку зрения, он не упускает возможности изложить в очередном, весьма пространном письме свои взгляды на историю и пользуется случаем, чтобы в истинном свете представить Наполеона III, освободителя Италии. Письмо, о котором здесь идет речь, было напечатано в «Монитёр юниверсель» 9 или 10 января 1869 года с таким предисловием: «Мы адресуем настоящее письмо г-ну директору газеты "Ле Пэи" с просьбой опубликовать его».

«Господину директору газеты "Ле Пэи".

Сударь, существует два способа писать историю.

Первый — ad narratum, чтобы рассказать, — как это делает г-н Тьер.

Другой способ — ad probandum, чтобы доказать, — как это делает Мишле.»

Последний способ кажется нам наилучшим, и вот почему. Историк, прибегающий к первому способу, изучает официальные источники: «Монитёр», газеты, письма и документы, хранящиеся в архивах, — иными словами, описания событий, сделанные их участниками и, следовательно, ими искаженные, чтобы самим предстать в наиболее выгодном свете.

Так, Наполеон на острове Святой Елены заново переписал свою жизнь, отредактировав ее для будущих читателей. Г-н де Монтолон показывал мне подлинную записку, которая сообщала Гудсону Лоу о смерти Наполеона. В ней было три исправления, сделанных рукой самого Наполеона. Наполеон и умереть собирался по-наполеоновски.

Такая манера изложения исторических событий, по нашему мнению, противоречит истине и подтверждает изречение г-на де Талейрана о том, что «язык нам дан для того, чтобы скрывать свои мысли».

Другой способ писать историю совершенно отличен от первого. События, а точнее, неопровержимые факты, выстраиваются в хронологическом порядке, и затем историк ищет в мемуарах современников побудительные причины и следствия этих событий. И наконец, делает выводы, к которым не могут прийти те, кто пишет лишь затем, чтобы рассказать, — выводы, которые становятся заслуженной наградой тем, кто пишет, чтобы доказать.

Так, например, история, написанная ad narratum, скажет: объединение Италии стало возможно благодаря содействию, оказанному Наполеоном III.

История, написанная ad probandum, ответит: объединение Италии произошло вопреки воле Наполеона III, который принял как случившийся факт захват Сицилии, но пытался помешать Гарибальди пересечь Мессинский пролив. Великий герцог Тосканский, а вслед за ним и другие пали, несмотря на поддержку, которую им, по приказу г-на Валевски, оказывал наш консул в Ливорно. Консул не справился с порученным ему делом и был выслан в Америку.

Именно таким образом, входя в мельчайшие детали, я написал четыреста томов исторических романов, в которых правды больше, чем в исторических трудах.

И я докажу Вам это на примере романа «Гектор де Сент-Эрмин», по поводу которого Вы изволили беспокоиться.

Во-первых, для того, чтобы лучше понять тех, о ком идет речь, позвольте процитировать страницу из сочинения г-жи д'Абрантес, которая была не только необыкновенно умной женщиной, но и особой, в жилах которой текла императорская кровь, так как ее род восходит к Комнинам.

Вот что она пишет о той замечательной женщине, которую называли Жозефиной, Богоматерью Победной и которая пустила на ветер все состояние Наполеона.

«Существуют личности, — пишет г-жа д'Абрантес, — которые принадлежат истории. Жозефина — из их числа. Вследствие этого она, будучи ли мадемуазель де ля Пажери, супругой г-на де Богарне — или г-жой Бонапарт, всегда вызывала пристальный интерес. Только сопоставляя, сравнивая, сличая разнообразные наблюдения, потомки смогут воссоздать портрет Жозефины, имеющий некоторое сходство с оригиналом. Предметы, на первый взгляд малозначительные, иногда дают пищу для глубоких раздумий. Жозефина, супруга человека, правившего миром, и имевшая на него некоторое влияние, — личность, которая уже в силу одного этого заслуживает изучения, хотя бы ее фигура сама по себе и не вызывала никакого интереса, даже тогда к ней следовало бы отнестись с величайшим вниманием.

Непреложная истина заключается в том, что в то время г-жа Бонапарт пользовалась особой славой, которая была, если можно так выразиться, ее собственной заслугой. В дальнейшем мне нередко случалось видеть ее в истинном свете. Надо сказать, что всякий раз, когда она действовала не по указке г-на де Бурьена, поступки ее были более чем сомнительными. Г-н де Бурьен быстро завладел ее разумом и слабой волей, и, оказавшись в Милане, она, сама того не подозревая, тут же подпала под его влияние».

Таким образом, сударь, перед Вами два абзаца, в одном из которых нам сообщают, что Жозефина была личностью, оставившей свой след в истории, а в другом — что г-н де Бурьен имел огромное влияние на ее yivi и слабый характер.

Теперь мы уступим слово самому г-ну де Бурьену, он расскажет нам о том, в каких отношениях был с первым консулом и самой г-жой Бонапарт:

«В первые месяцы после того как Бонапарт поселился в Тюильри, он всегда спал со своей женой. Каждый вечер он спускался к Жозефине по маленькой лестнице, которая вела в гардеробную. По этой лестнице можно было попасть в кабинет, где прежде находилась молельня Марии Медичи. Я спускался в спальню Бонапарта только по этой небольшой лестнице: