Шестьсот лет после битвы - [53]

Фотиев слушал это молчание. Чувствовал охвативший их всех процесс. «Вектор» пропитывал их сознание, перестраивал в новую форму. Шло преодоление хаоса, распутывание клубков. Рассасывание тромбов. Словно спадали бельма и возвращалось зрение. Открывалась истинная картина строительства. И в этой картине уяснялась роль и участие каждого. Обнажалась истина. Они стояли перед экранами, застывшие, напряженные, и он чувствовал, как они пропитывались истиной.

Когда неделю назад они вяло, неохотно заполняли формуляры, расписывались, устанавливали цепь отношений, договорным пером закрепленные связи, эти связи ненатянуто, вяло болтались. Были связями на бумаге. Но, когда рванулись в работу, каждый в меру своих сил и возможностей, в меру удачи и промаха, ярости или здравого смысла, связи вдруг натянулись, лязгнули, как сцепка состава. И там, где они были непрочны, возникли разрывы. Возникли нарушения и сбои. А там, где они уцелели, появилась двойная тяга, сложение коллективных усилий, толкающих дело вперед. И теперь, наблюдая таблицы, они видели стройку как систему разрывов и сжатий, центров наивысшей активности и мертвых зон. Эта ясность картины, этот обнаженный ландшафт ошеломил их. Стройка словно сбросила маску, открыла свой угрюмый, перекошенный, в буграх и порезах лик.

И это зрелище вызвало взрыв. Истина сверкнула и вызвала взрыв. Энергия прошла сквозь каналы и клапаны, плотно наполнила камеры сгорания и от искры и вспышки ударила взрывом.

Кто-то первый вскрикнул:

— Ну вы даете, друзья! Эдак вы нам башку проклюете!

Это выкрикнул по-петушиному тонко и радостно маленький курносый строитель, чьи бетонные работы, выполненные в срок, открыли дорогу идущим следом монтажникам, и те уложили свои трубы, врезали в них задвижки, давая возможность электрикам приступить к установке двигателей. Этот изумленный, радостный вскрик сдетонировал бестолковый, сумбурный гвалт.

— Да это все липа! Не точно! За что мне пару влепили? Я и не мог их наладить, приборы! Где их взять, если нету?

— А там и взять, где дают! Вот вам поставка приборов! Все валите на отдел комплектации! Вот моя подпись — давал! Вы их сами не взяли, приборы!

— Да ну, да не может быть, мужики! В кои веки раз нас здесь похвалили! А то все кроют да кроют! Сколько ни вынешь грунта, все мало, все виноват. А тут и мы на коне! Не землерои проклятые, а производители земляных работ!

— Я с вами стыкуюсь, Иван Гаврилович, а вы мой стык поломали! Вы мне фронт работ обещали и не дали! И всю цепочку порвали. Вы мне всю картину испортили!

— А как я мог не испортить! Мне электрики кабель протянуть обещали, а сами по сей день тянут не вытянут! Не буду я без кабеля пустой канал засыпать!

— Нет уж, позвольте! Электриков вы не путайте! Вот моя подпись, смотрите! Кабель вам через неделю проложим, как договаривались! На хитрость нас не берите! А вот ваша подпись, ваша козюля рогатая!

— Нет, черт побери! Здесь надо еще разобраться! Здесь нам мозги пудрят, люди добрые!

Бурлили, клокотали и ссорились. Замахивались один на другого. Обнимались, хлопали друг друга по спинам. Усталые, видавшие виды, язвительные, себе на уме, готовые к циничной шутке, к демагогии и лукавству, они вдруг очнулись. Одни разозлились, гневно срывались в брань, в сквернословие. Другие гоготали и радовались, поздравляли друг друга.

Наладчик с малиновыми щеками в мохнатой безрукавке яростно тыкал пальцем в экран. Казалось, шерсть на его безрукавке встала дыбом:

— Меня начальство с объекта снимало! Делай то, делай се! А теперь пусть само отвечает! Пусть само репей в хвосте носит! Ему прокол, а не мне!

Майор-пожарный взбодрился, тонко похохатывал, прихлопывал в ладоши:

— Говорил вам, сдавайте по акту насосную! Не хотели. Так вот и держитесь! Мы свою службу знаем, а вы почему не знаете?

Лысоватый чернявый турбинист с золотыми коронками страстно выговаривал:

— Не согласен! Мне трояк? Не согласен! У меня электрик всю неделю в ногах путался! Ему и втыкайте!

Молоденький вихрастый электрик наскакивал с блокнотом:

— Неправда! На нас не валите! Здесь картина видна, абсолютно! Здесь документы! Хватит нам туфту подносить! Здесь все нарисовано, абсолютно!

Люди, впервые вкусившие истину, откликались на нее громогласно, проверяли ее и судили, отрицали, настаивали. Казалось, все в ссоре со всеми. Истина, пройдя через каждого, в каждом прожив отдельную яркую жизнь, снова сливалась, становилась всеобщей. Эта истина могла быть трагической. Могла говорить о крушении. Но она была истиной. Те, кто ее познал, получали возможность действовать. Возможность спасать и бороться. Возможность избежать катастрофы. Иллюзия, заслонявшая истину, и была катастрофой. Ложь управления сводилась к тому, что управлялся мнимый объект, мнимый, склеенный из картона реактор, расцвеченный гуашью и темперой. А истинный, из урана и стали, отключенный от рычагов управления, уже сжигал замедлители, взрывал оболочку, крушил трубопровод с паром — подымал на дыбы всю громаду атомной станции, громаду государства и общества. Изрыгал в небеса раскаленное ядовитое зарево.

Фотиев наблюдал и фиксировал. В нем все напряглось, обострилось. Мысли, зрение, слух. Сбывались его предсказания. Доказывались его теоремы. Оживали его чертежи. Действовал, работал его социальный двигатель. Два этих хора, враждебный и дружественный, два расчлененных потока, циркулировали в ожившей машине. Были задуманы при ее проектировании, двигали ее и крутили.