Шестой прокуратор Иудеи - [5]

– Что случилось, Прокл? – спросил я взволновано. Мои предчувствия относительно бунта меня не обманули.

– Беда, игемон! В городе мятеж. Сборщики налогов схвачены и забиты камнями на городской площади. Отряд из десяти человек, сопровождавших мытарей, уничтожен. Это опасные мятежники, прокуратор! Они подговорили часть жителей не платить подати, а когда мы силой стали изымать налоги, горожане взбунтовались. Я с небольшой группой попытался пробиться на помощь, но нас было слишком мало. Мы попали в засаду. Мне с трудом удалось выбраться, – уже почти шёпотом заканчивал воин свой доклад. Он хотел ещё сказать что-то важное, но договорить до конца не успел, так как от потери крови и усталости рухнул без памяти на мраморный пол дворцового зала.

– Савл, – окликнул я своего помощника, – лекаря Проклу! И седлать коней! Выступаем немедленно! К утру мы должны быть в Ивлеаме. Двести всадников для подавления бунта и наведения порядка, думаю, будет достаточно.

Солнце только начинало появляться из-за горизонта, а мой отряд уже вышел на городскую окраину Ивлеама. Мы не стали входить в город. Незачем было раньше времени заявлять о своём прибытии, дабы заговорщики и подстрекатели не успели бы сбежать и скрыться в горах. Я расположился в небольшой роще в ближайших окрестностях, и приказал перекрыть все дороги, ведущие из города.

– Схватить первых попавшихся пятерых горожан и привести сюда в качестве заложников! Город небольшой, и они должны все знать друг друга, а тем паче – зачинщиков бунта. Последующие задержания произведём по их наводке. Если откажутся говорить, всех казнить и привести следующих пятерых, и так до тех пор, пока не укажут на главарей. Спрос с заложников учинить по всей форме строгости. Кто это будет: старуха, девочка, взрослый мужчина, юноша, мать с младенцем – значения не имеет. И больше жестокости! Мятежники и сочувствующие им должны увидеть, что власть Рима пришла всерьёз и надолго, а посему законы надо блюсти неукоснительно и налоги платить безропотно! – напутствовал я своих воинов перед тем как послать их в город.

Не прошло и часа, как на поляну, где я расположился, привели пятерых мужчин. Все они были самого разного возраста – от мальчика до старика – только это не являлось главным в нашем деле. Моей задачей было найти подстрекателей и самых активных бунтовщиков, а лучше всего того, кто первым сказал: «Смерть римлянам!»

Пленники затравлено осматривались, но держались достойно. Они не кричали, не скандалили, не пытались сопротивляться, а молча стояли. Все заложники смотрели на меня. Видимо, мой плащ белоснежного цвета и блестевшие золотом доспехи привлекли их внимание. Они увидели во мне самого главного среди римских легионеров, а потому и взирали на меня с некоторой надеждой.

Я встал с камня, на котором сидел, и стал медленно подходить к пленникам, внимательно вглядываясь в их лица. Взгляд заложников был настороженный, но не испуганный. «Такие будут молчать, хоть живьём режь», – пришла мне в голову мысль.

Неожиданно за моей спиной раздался шум борьбы. Я резко оглянулся назад и увидел, как воины из ближайших кустов смоковницы тащат сильно упиравшегося человека. Он испуганно озирался вокруг, но, старясь говорить при этом как можно более спокойно, ежесекундно повторял: «Я не хотел сделать ничего дурного. Я прохожий! Пустите меня! Я случайно оказался здесь!» Только легионеры, не обращая никакого внимания на его возгласы и стенания, протащили нового пленника мимо меня и грубо швырнули на землю прямо под ноги тем, кого некоторое время назад привели из города. Тот медленно поднялся и, затравлено оглядываясь по сторонам, встал в один ряд с заложниками.

Не знаю, по какой причине, но вновь захваченный иудей сразу приковал мой взгляд к себе. Наверное, оттого, что, по моему мнению, внешне он выглядел неприятно. Хотя это было довольно предвзятым утверждением и субъективным, но внутри меня сразу же возникло чувство неприязни к приведённому пленнику. Однако назвать его уродцем я бы не рискнул. Ему было лет двадцать пять – не более. Тщедушный, невысокого роста, тем не менее, слабым человеком он не выглядел, но смотрелся жилистым и физически крепким. Его руки только казались тонкими и сухими, но на самом деле под загоревшей от постоянного нахождения на солнце кожей при каждом движении играли хорошо тренированные мускулы. Небольшие, близко посаженные глазки, острый, чуть длинноватый нос, и немного растянутые тонкие губы придавали ему некоторое сходство то ли с лисой, то ли с шакалом. Но более всего мне не понравился рот пленника. Вернее его особенность при разговоре еле заметно кривить губы вбок. Это указывало на неискренность и желание обмануть своего собеседника. Таково было моё личное впечатление. Но как оказалось потом, этот иудей обладал одной уникальной способностью, даже можно сказать, талантом. Он умел понравиться людям и особенно женщинам и старикам. Я был крайне удивлён, когда никто из горожан, которых мы забирали в заложники, не указал на этого человека, как на зачинщика беспорядков. После допросов они покаялись в своих проступках и выдали главарей, но только не этого иудея с хитрым выражением лица. А ведь мне было известно, что именно он первым бросил камень в мытаря и призвал других поступить также.