Шестой прокуратор Иудеи - [25]

– Погоди, погоди, Гамалиил! То ты говоришь, что он хочет подарить вашего бога людям и принести всем на земле счастье, то утверждаешь, что его слова представляют угрозу. Так ты предлагаешь его…

– Я ничего не предлагаю. Я просто размышляю, Понтий! Не моё дело давать советы тебе, римскому прокуратору, но будет лучше его казнить. Этим ты решишь два вопроса. Во-первых, получишь лояльность со стороны иудейского духовенства, ведь твои отношения с членами Высшего совета, Синедрионом и особенно с первосвященником весьма плохи, а, во-вторых, уберёшь ненужный тебе источник постоянной опасности восстания нищих и рабов.

– Так он, что же, готовит восстание рабом? Я как-то не усмотрел в его проповедях призывов к мятежу! Или это мои соглядатаи скрыли от меня столь важные сведения? – усмехнувшись, спросил я своего собеседника, ибо был крайне удивлён его нынешней позицией. Сейчас он всячески старался уговорить меня лишить жизни странствующего проповедника по имени Иисус, которого недавно, буквально пару дней назад, неистово защищал от нападок местного духовенства. Гамалиил, правда, ещё не сказал мне открыто: «Казни его!», – но я внутренне чувствовал, как он подводит свой разговор именно к этому.

– Твой сарказм понятен, – будучи человеком умным и мудрым бывший священник прекрасно понял, что я догадался о его намерениях, – проповедник, действительно, не выступает против власти Рима, ибо прекрасно понимает бесполезность мятежа. Ведь подавлять бунт ты будешь ох как жестоко, а он не желает, чтобы новая вера возникла бы на крови и смерти людей. Себя же Иисус готов принести в жертву, а потому он стремится осуществить переворот в сознании человека, дабы все: и нищие, и богатые – добровольно согласились бы жить в едином обществе, где царили бы братство, справедливость, милосердие. Однако, к сожалению, всегда могут найтись люди: всякие там горлопаны, проходимцы, мерзавцы, негодяи, которые его заповеди попытаются использовать как призыв к бунту. Но пройдёт ещё немного времени, и он вскоре будет всем мешать, и тебе в том числе. Дай согласие на казнь, Пилат!

– Это в тебе говорит бывший иудейский священник?

– Нет, игемон! Это говорит во мне реалист!

– Раньше ты говорил по-другому, старик! Что случилось, Гамалиил? Он тебя чем-то обидел, задел твою иудейскую гордость?

– Нет, Понтий, здесь говорит не обида, а здравый смысл, хотя выбор за тобой. Подумай, прежде чем что-то решить в отношении этого пришельца из Галилеи.

– Ладно, Гамалиил! Ступай! Хочу подумать в одиночестве! – недовольно бросил я вослед бывшему священнику, ибо радоваться мне было нечему. Разговор с Гамалиилом ещё больше запутал меня в хитрых сплетениях интриг местных жрецов, явно искавших выгоду для себя, но вот что это за выгода такая и к чему они стремились, добиваясь моего согласия на казнь проповедника, мне было не совсем понятно.

Хранитель библиотеки ушёл. Я остался один. «Занятно, весьма занятно! Со стариком явно что-то произошло. Раньше он был более благосклонен к Назорею», – назойливо вертелась в голове мысль, которая явилась причиной моего безудержного любопытства, желания обязательно узнать, почему вдруг изменилось мнение Гамалиила в отношении проповедника, которого он ещё недавно хвалил и защищал в спорах со мной. Я сидел в кресле, раздумывая над этим, не зная, что сейчас, спускаясь вниз по лестнице, бывший священник еле слышно себе под нос горестно прошептал: «Иисус! Ты просил меня помочь тебе, что ж, я помог…. Прости, но ничего другого придумать для спасения твоего дела мне не удалось! …»

***

Я находился на втором этаже, когда услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Этим человеком мог быть только мой помощник, Савл, ибо я приказал ему обязательно доложить после того, как его люди проследят за Искариотом. Мне было важно знать, что же предпримет этой ночью главный жрец Иерусалима, так как не сомневался, что мой осведомитель пошёл именно к нему.

Савл был прекрасным помощником. Он мне нравился, так как был исполнительным, честным и храбрым человеком. Знакомство наше произошло в Риме почти семь лет назад. Я тогда вместе с женой присутствовал на скачках. Вопрос о моём назначении в Иудею практически был решён, и через пару недель мне надлежало отправиться в совершенно незнакомую для меня страну. Правда, кое-кто из моих друзей, побывавших в Палестине, рассказывал что-то о местных племенах и прочее, но сведения те были довольно отрывочны, неполны и эпизодичны. Естественно, я искал человека, который смог бы не только поехать со мной в Иудею, но и стать моим помощником, советником и, возможно, другом.

Савла привёл на скачки Марк, один из моих давних знакомых. Вот именно он и представил мне моего будущего помощника, которому суждено было занять достойное место не только в свите римского прокуратора, но и… Правда, не стоит спешить, всему своё время, и я обязательно расскажу немного позже, кем стал годы спустя гражданин Рима по имени Савл.

Итак, в ложу ко мне зашёл Марк и сказал: «Командир, вот человек, которого ты искал. Его зовут Савл. Он иудей и римский гражданин. Прекрасно знает обычаи и традиции тех, кем ты будешь управлять». Я с большим сомнением взглянул на стоявшего рядом с Марком молодого человека. Первое моё впечатление от того, кого я собирался сделать своим помощником, было не очень благоприятным, ибо внешне он смотрелся довольно невзрачно. Будучи невысокого роста и чуть толстоватым, Савл выглядел не эффектно. Я тогда ещё подумал: «Как же он сможет переносить тяготы воинских походов? Да, и вообще может ли он ездить верхом?» Правда, как оказалось, первое мое впечатление было ошибочным, но продолжу всё по порядку. На бледном лице иудея, и это мне сразу запомнилось, под густыми чёрными, почти сросшимися бровями, выделялись тёмные проницательные глаза, которыми, казалось, он видел человека насквозь. Назвать Савла красивым у меня не повернулся бы язык, но, как ни покажется странным, он очень сильно нравился женщинам, может быть оттого, что нос с горбинкой придавал его лицу какое-то изящество и привлекательность. Не знаю, почему женщины выделяли Савла из всех, но факт остаётся фактом – его весьма сильно любили представительницы слабого пола.