Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - [4]
“Старик”-картограф оказался вовсе даже и не стариком. На вид ему было не больше пятидесяти.
— Здравствуйте, я Антон Непомнящий из газеты “Невская звезда”. Вам мой редактор звонил.
— Да, входите. Как вы меня нашли?!
В тоне картографа слышалось искреннее недоумение, как будто я достал его в засекреченном бункере, спрятанном в далеком, глухом лесу. Я растерялся и протянул листок, на котором редактор ручкой нацарапал координаты.
— По адресу…
Картограф выхватил листок из моих рук и долго изучал его, вертел так и эдак, словно в первый раз увидел свой собственный адрес.
— Мммда… Картой пользовались?
— Нет. Я так, интуитивно…
— Ах, интуитивно! Это правильно, правильно. Ну, проходите в комнату!
Хозяин сунул клочок бумаги в карман своего потертого халата и открыл дверь из прихожей в комнату. Я разделся, разулся и проследовал в указанном мне направлении. Картограф вошел за мной.
— Садитесь вот сюда! Простите, я не представился — Пьер Багров!
— Да, очень приятно. А я… Антон.
Мы пожали друг другу руки. Пьер Багров скинул ворох бумаг с кресла, и я сел. Картограф сел напротив меня.
Комната была огромной залой с большими окнами, из-за которых в ней было бы очень светло, если бы стекла в окнах не были так грязны. Тюль, прикрывающий окна, был, однако, еще грязнее, чем стекла, на нем лохмотьями висела пыль. Штор на окне не было. Повсюду в комнате валялись книги, атласы, карты. У стены на новеньком столе размещался компьютер с огромным монитором.
— Значит, вы хотите посмотреть на карты Москвы и Петербурга разных периодов, чтобы понять, как менялись города, в чем, так сказать, тенденция?
— Да, наверное. И мне особенно важны ваши комментарии. Сам я все равно не разберусь. И сразу скажу: нас, в частности, интересует устье реки Охты.
— А, это скандальное строительство?
— Да. Мой редактор считает, что есть какой-то тайный смысл.
Багров засмеялся, и мне сразу стало легче. Слава Богу, он не очередной чудак, одержимый конспирологическими теориями. Простой спец по составлению карт. Коллекционер, конечно, ботаник. Но как не быть ботаником при такой профессии!
— А вы сами как думаете?
— Я думаю, что во всем, что делается в России, есть один тайный смысл. Только он уже давно ни для кого не тайный.
— Правда?
— Ага. Своровать побольше денег.
На этот раз засмеялись мы оба.
— Зачем же вы предприняли столь дальнее и рискованное путешествие из Петербурга в Москву?
— С той же самой целью. Если своровать не могу, так хоть заработать. Немного денег за статью, разоблачающую мистическую подоплеку строительства небоскреба.
— Ладно, я вас прекрасно понимаю. Я дам вам несколько атласов и копий старинных карт, вы посмотрите, а я пока поставлю чайник и сконструирую для нас бутерброды.
— Да я, в принципе…
— Все нормально, не стесняйтесь.
Картограф свалил передо мной, видимо, заранее отобранные карты и ушел на кухню, напевая попурри из цыганских романсов.
Когда он вернулся с подносом чая и закусок, я сидел в полном недоумении и глядел на карты, как баран на вывеску торгового центра.
— Простите…
— Да? У вас какой-то вопрос?
— Не то чтобы даже вопрос… я вообще ничего не понимаю!
С выражением полной и искренней беспомощности я показал Пьеру Багрову несколько карт одной и той же городской местности.
Они все были разными.
То есть менялась застройка, улицы и прочее, это понятно. Но ландшафт? Едва ли он мог изменяться так радикально в сравнительно небольшие исторические промежутки времени, разделявшие даты составления карт! Между тем по схемам выходило иначе. Река то сужалась, то расширялась, петляла каждый раз по-другому; без линейки, на глаз было видно, что расстояния между точками и соотношения расстояний на разных картах тоже не совпадают.
— Они все не похожие!
— А что вы хотели? Молодой человек, первое, что вы должны понять о картографии: любая карта — это ложь. Относительное приближение к реальности. Карты — это, можно сказать, феномен, мир в нашем восприятии. А сам мир — ноумен. Какой он на самом деле — нам неизвестно. История карт рассказывает не о том, как менялся мир, а о том, как менялось представление людей о мире. В средние века Ойкумену изображали в виде буквы Т, вписанной в букву О, — такие были представления. Таковы иллюстрации к богословским трактатам, специальные страницы, они назывались mappae mundi — карта мира. Скорее всего, мир и тогда имел другие очертания. Но какие — нам неизвестно.
— Как неизвестно? А современные карты? Они же соответствуют реальности?
— Современные карты соответствуют современным представлениям о реальности. В этом смысле они точнее. Но в этом же смысле средневековые карты были точнее для своего времени, чем наши.
— Подождите, значит, на уроках географии…
— Самое простое — карта, которая висела в кабинете географии на стене, — плоская. А Земля — нет.
— Да, земля имеет форму шара. В кабинете географии был еще и глобус.
— Земля — неправильный шар. Глобус передает очертания Земли тоже весьма приблизительно. К тому же глобусом редко пользуются. Все, даже военные, пользуются двухмерными картами. А на них неизбежны искажения пространственных координат. Но это не главное, это просто пример. Главное: идеальная картография невозможна. Или почти невозможна. А если возможна, то… то это совсем другая история.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Имена этих женщин на слуху, о них пишут и спорят, их произведения входят в шорт-листы главных литературных премий. Собранные вместе под одной обложкой, эти тексты позволяют понять, «как эпоха отражается в женских зрачках, что за вкус у нее, что за цвет».«Мир, описанный в этой книге, движим женщиной. Женщина здесь живет изо всех сил и не сдается до последней минуты. Она сама может выбрать, быть ей счастливой или несчастной, – она может всё» (Захар Прилепин).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман – одна неделя из жизни разных людей. У каждого из них своя история, но судьбы причудливо сплелись в один странный узел на улицах Питера.Али чудесным образом попадает на саммит лидеров сорока государств в поисках своей возлюбленной, которую выдали замуж за богатого старика. Ирек – экскурсовод и интеллектуал "домашний" мальчик из Нижнего Новгорода, который сбежал от отчима. И еще писатель, невольно оказавшийся в центре событий, развернувшихся вокруг загадочной молодежной организации Хуш…И – остается всего неделя до страшного события, которого пока еще можно избежать…
Книгу молодого талантливого писателя Ильдара Абузярова составляют оригинальные истории с увлекательными сюжетами на вечную тему любви и жертвенности. Язык этих произведений настолько самобытен и ярок, что поневоле удивляешься, как можно рассказать о простых вещах такими завораживающе красивыми образами. Глубокие наблюдения за природой человека и человеческих отношений, острое чувствование и переживание, воздушность повествования объединяют все истории в единую симфонию книги «Курбан-роман». Все рассказы были опубликованы в толстых литературных журналах, но ни один из них не был издан в книжной версии.
«Мутабор» – интеллектуальный шахматный детектив, следствие в котором ведется по канонам древнейшей игры. Благодаря странному стечению обстоятельств один человек начинает играть роль случайного знакомого, постепенно замещая последнего. Но не все так просто…Опасное предприятие ведет за собой опасные приключения.
«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».