Шестикрылый серафим Врубеля - [14]

– Вы маленькая злючка. Злословьте сколько хотите. И пожалуйста, не думайте, что я поддамся на ваши провокации.

– А знаете, отчего я не хочу идти на сцену? – злобно прищурилась Александра, подаваясь к Мамонтову.

Размякнув от выпитого и съеденного, тот полулежал, откинувшись на спинку дивана и подперев голову рукой.

– Отчего же? – благодушно жмурясь, осведомился он.

– Не хочу быть вещью, как моя мать. Ее ведь папа купил. Ну как же! Известная певица, недурна собой. А пусть-ка эта райская птица живет у меня в клетке. Папа приобрел красивую игрушку и стал владеть. А когда наскучила, стал играть в другие игрушки. А мама от тоски и невозможности ничего изменить взяла да и покончила собой. Это уже после ее смерти папа лошадьми увлекся, а так все больше по операм ходил. И вы такой же, как мой отец. Только вы пошли еще дальше. Вы для своей Любатович аж целый оперный театр прикупили! Жены вам не жалко? Должно быть, она там, в Абрамцеве, пока вы с Татьяной Спиридоновной в Москве «Русалку» ставите, на врубелевской скамеечке в Абрамцеве горючими слезами плачет. Она-то к Богу пришла. Ей Нестеров «Видения отрока Варфоломея» посвящает, а вам, Савва Иванович, Антокольский статую Сатаны изваял. И Врубель вон у вас в доме «Демона» пишет. Не страшно? Ада не боитесь? Вот задумаете ставить «Мефистофеля», и подвернется вам на главную роль ну самый настоящий черт! Выпьет вашу душу досуха и спляшет на костях.

– Александра! – сделав страшные глаза, одернул девушку редактор Гурко.

– Змея! Ехидна! А с виду и не подумаешь. Вот вам и алябьевский «Соловей», – крякнул Коровин.

– Слушайте, вы, Константин Алексеевич! – набросилась на Коровина Саша. – Вот вы такой довольный и вальяжный! Думаете – Мамонтов вас пригрел, и вы бога за бороду ухватили? А вы не боитесь, что женитесь неудачно и всю свою жизнь будете мучиться? Или что ребенок у вас родится убогий?

– Что вы такое говорите? – опешил Коровин. – Отчего вдруг убогий?

– По-разному бывает.

Коровин обиженно насупился, Серов лишь покачал головой, а Врубель, положив картон на стол, сосредоточенно прорабатывал зарисовку. Пространная тирада гостьи Мамонтова все-таки задела, и он сердито проговорил:

– Вы, любезная, за свой ядовитый язык когда-нибудь поплатитесь. Вот поедете в неведомую даль писать очередной свой фельетон, и возьмут вас в плен неугодные вам туземцы. Вы начнете говорить им правду, чем прогневаете вождя, и вами отобедают.

– Напрасно беспокоитесь, господин Мамонтов, я сумею за себя постоять. Вы, Савва Иванович, лучше со своей женой разберитесь.

– Мои отношения с женой – это исключительно мое дело, – сухо проговорил меценат, усаживаясь прямо и выравнивая спину. – Но бестактность вашу, Александра Николаевна, я прощаю, ибо знавал вашу матушку, певицу и в самом деле уникальную. К тому же вы слишком молоды, чтобы объективно судить о моногамии. Девушка вы образованная, в Дрездене обучались и потому не можете не знать, что существуют культуры, придерживающиеся полигамных отношений.

– Смешно вас слушать. Конечно, я это знаю. К чему вы клоните?

– По приглашению министра финансов господина Витте я отправляюсь в турне до Архангельска и дальше, на север. Тамошние аборигены как раз таки придерживаются традиции многоженства. Хотите, возьму вас с собой? Напишете разгромную статью о диких самоедских нравах.

– Не обижайтесь, Савва Иванович, я Сашу никуда не отпущу, – встрепенулся издатель.

– Дядя опасается, что исполнятся ваши пророчества и меня возьмут в плен. В любом случае спасибо, господин Мамонтов, за приглашение. Я подумаю, – скупо улыбнулась Александра.

Врубель вдруг привстал, протянул ей только что нарисованную работу и, криво усмехнувшись, проговорил:

– Это вам, прекрасноголосая и злоязыкая защитница униженных и оскорбленных выпивох. Серов в Абрамцеве написал свою «Девочку с персиками», а я набросал «Бражников с мадерой на Садовой-Спасской». Видите? Так и подписал. А вам, сударыня, спасибо еще раз. Только я в защите не нуждаюсь. Я и сам все о себе знаю. Что же вы ничего не сказали о том, что не сегодня завтра я допьюсь до того, что сойду в ад, где и встречусь со своим Демоном? А перед этим окончательно сойду с ума.

– Я так не думаю.

– Думаете, думаете. И, похоже, вы правы. Правы, но не во всем. Переверните рисунок.

Александра последовала просьбе и, увидев на обратной стороне карандашного наброска фигуру с шестью крыльями, в удивлении взглянула на художника.

– Вот видите, иногда я и ангелов пишу, – пояснил он. – Задумал написать Азраила, вот набросал маслом.

– Азраил? Не слышала. Вижу, он с шестью крыльями.

– А вы откройте Библию и полюбопытствуйте. Шестикрылый серафим. Помните, как у Пушкина? Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился. И шестикрылый серафим на перепутье мне явился… Пусть Азраил присматривает за вами, ведь вы не в меру самостоятельная и сильно рискуете попасть в неприятную историю, вслух произнося все, что придет в вашу красивую взбалмошную головку.

– Не слишком ли много чести мне одной? – криво усмехнулась журналистка. – Пусть архангел Азраил проследит, чтобы каждому из нарисованных на обратной стороне этого картона воздалось по заслугам!