Шестиглавый Айдахар - [65]

Согласно этому правилу, было устроено и войско Золотой Орды. Чингизиды со своими воинами на правом бергу Итиля входили в правое крыло, все левобережье и земли вплоть до Мавераннахра составляли левое крыло. Главой первого считался Ногай, вторым руководили младший брат Берке – Беркенжар и сын Туки – Менгу-Темир.

В захвате новых земель обычно участвовало только то крыло, к которому они находились ближе, и лишь в очень больших походах оба крыла выступали совместно. После смерти Бату-хана Орда ни разу не решалась на большой поход на запад, и поэтому, когда было решено вернуть Кавказ, против Кулагу выступило правое крыло под предводительством Ногая.

Не было в это время в Золотой Орде более умного нойона, чем Ногай. По законам, установленным Чингиз-ханом, он не имел права на наследование ханской власти, но влияние его среди чингизидов было велико.

После смерти сыновей Бату, когда решалось, кому быть отныне повелителем Золотой Орды, Ногай принял сторону Берке, и это определило исход спора.

Нойон знал, что Берке не обладает многими качествами, которые необходимы хану, но другие претенденты имели еще меньше достоинств. Это и определило его выбор.

Сразу же, как только Берке, вопреки воле Каракорума, стал ханом, состоялся разговор, о котором одинаково не могли потом забыть ни Ногай, ни новый хан.

Оба они думали о будущем Золотой Орды, но мысли их были разными.

Они сидели в юрте одни, пили кумыс и вели разговор.

– Как ты думаешь поступить с орусутами? – спросил Ногай. – Будем по-прежнему натравливать друг на друга их князей и собирать с народа лисьи и заячьи шкуры? Или у тебя другие мысли?

Берке молчал, любуясь тем, как играли золотые пылинки в солнечных лучиках, падающих в отверстие свода юрты.

– Смотри, – с чуть заметной угрозой в голосе сказал нойон, – орусуты не кочевые народы вроде кипчаков. И обычаи, и то, как они живут, – все другое. Орусуты многолюдны, они привыкли жить на одном месте, и их будет трудно долго удерживать в повиновении. Если у них появится человек, который сумеет объединить княжества, то первой их добычей может стать Золотая Орда.

– У тебя есть что сказать?

– Ты хан, и я хотел бы услышать твое слово…

– Я не думал об этом. Скажи первым…

– Хорошо. – Ногай сощурил глаза, задумался. – Подобно Кубылаю, вступившему в Китай, ты должен войти в земли орусутов и править ими.

– Хочешь, чтоб я ушел к ним и потерял Золотую Орду? – подозрительно спросил Берке. – Хочешь, чтобы со мной произошло то же, что с Кубылаем? У него сегодня есть Китай, но уже нет Великого Монгольского ханства… И кроме того, узнав о наших замыслах, орусуты не захотят этого.

– Орда никогда не боялась посылать своих воинов в битвы… – горячо сказал Ногай. – Можно ведь поступить и иначе. Надо разделить орусутские земли на аймаки, и править ими станут монгольские нойоны. Пусть вместе с ними по орусутским землям кочуют наши воины с семьями.

– Это трудно сделать… Небольшие отряды легко уничтожить…

– Да, будет кровь. Но монголы умеют подчинять и властвовать. Ты пошлешь новых воинов. Девятихвостое белое знамя нашего великого предка Чингиз-хана принесло монголам славу и счастье, – жестко сказал Ногай. – И потому каждый из них будет считать себя счастливым, если умрет под этим знаменем.

Берке с трудом сдерживал охватившую его ярость:

– Так думаешь ты! Но ты забыл, что в свое время не побоялся сказать в глаза самому Чингиз-хану Аргусун-хуурчи.

Кто из потомков Потрясателя вселенной не знал об этом случае? Знал об этом и Ногай.

В одном из походов на восток Чингиз-хан, завоевав земли корейцев и взяв себе для наслаждений дочь покоренного правителя – девушку удивительной красоты, совсем забыл о монгольских кочевьях. И тогда к нему из родных степей примчался певец Аргусун.

– Здоровы ли мои жены, сыновья и весь народ мой? – спросил Чингиз-хан у гонца.

И Аргусун-хуурчи ответил ему песней: – Жены твои и сыновья твои здоровы! Но не знаешь ты, как живет весь народ твой! Жены и сыновья твои здоровы! Но не знаешь ты, о чем думает народ твой! Ест он кожу и кору голодным ртом своим! Но не знаешь ты, как жив народ твой! Пьет он воду и снег, как случится, жаждущим ртом своим! Твоих монголов обычаев и жизни не знаешь ты!

По глазам Ногая Берке понял, что тот вспомнил слова Аргусуна, и потому с особым наслаждением и злорадством сказал:

– То, что дал великий предок нам – его потомкам, он не дал всем монголам. Ты совсем не знаешь жизни и не можешь знать, захотят ли монголы вновь умирать.

Сказанное ханом было великой обидой, и лицо Ногая сделалось белым.

– Смотри, хан! – уже не сдерживая себя, гневно сказал нойон. – Если ты не сделаешь этого, завтра может быть поздно. Они придут сюда, чтобы властвовать над нами.

Берке верил и не верил Ногаю. И от этого накапливалось против него раздражение и думалось, что Ногай говорит так потому, что все монголы мечтают о битвах.

– То, что ты предлагаешь, сделать невозможно.

– А как же, по-твоему, следует поступить?

– Я не умнее Бату, – уклончиво сказал Берке, – я буду идти путем, который проложил он. Если бы я даже пошел в земли орусутов, едва ли это усилило бы Орду…

Ногай с недоверием и удивлением смотрел на хана. Он не привык видеть Берке подавленным или нерешительным.