Шестая сторона света - [49]

 — Верно. Что ещё в письме было?

 — Всякое. Что именно хочешь узнать?

 — Слушай, дядя, Лебедев говорил, что ты друг. Типа, надёжный. Но мне кажется, он ошибся.

Молча протянул ему письмо.

Пацанчик даже отвернулся. Донеслось его злобное шипение:

 — Ты ещё закричи, что вот письмо от Лебедева, читайте кто хочет.

Я испуганно отдёрнул руку и скомкал конверт, оглядываясь. По реакции пацанчика я представил, что к нам уже идут таинственные враги из спецслужб.

 — Да не надо мять, вот ты тип! Заложи в книгу и оставь её на краю скамейки.

С этими словами пацанчик поднялся и подошёл к стенду пиццерии. Деловито поправил плакат с поваром. Увидел комментарий, оставленный мужчиной в пальто. С возмущением сорвал записку:

 — Все такие умные, куда бы деться!

Сделал как он сказал. Оставив книгу, тоже поднялся и пошёл к стенду. На ходу достал блокнот и списал какие-то блюда из меню. Пацанчик одобрительно прошипел:

 — Молодец. Быстро учишься.

Пока он читал письмо Лебедева, я придумывал мстительный ответ на его покровительственные слова: «Это, ты, щегол, должен быть в школе и учиться, а не болтаться в Информбюро, играя в детей шпионов».

Судя по тому, как он ухаживал за объявлениями «Неаполитанского Узла», я догадался, что пацанчик подрабатывал социомаркетологом. Социомаркетологи — низшее звено в структуре Информбюро. Компании или бренды нанимали их, чтоб те следили за инфостендом: удаляли неудобные комментарии, вывешивали рекламные листовки, устраивали конкурсы с призами. То есть всячески привлекали к инфодоске посетителей. В социомаркетологи обычно шли работать школьники. Работа тупая и платили мало. Не удивлюсь, если он работал за еду.

Хотел съязвить по этому поводу, но когда обернулся, пацанчика не было.

Я взял со скамейки «Призрак Киборга». Взамен лебедевского письма там оказался листок с адресом. Не Информбюро, а дворовой: номер дома, этаж. И время — «сегодня в 16:30».

Раздумывая о загадочном пацанчике, вышел из Информбюро и сел на трамвай до рынка.

Купил новые батарейки для плеера, сосиску в тесте и лимонад. Обосновался на заборчике возле комков «Звукозапись» и продолжил читать «Призрака Киборга», пока не пришла Алтынай.

4

Выслушав рассказ о смерти Лебедева, Алтынай не просто ужаснулась, но расплакалась. Я обнял её, удивляясь, что она такая чувствительная. Три раза в жизни видела Лебедева, а так переживала.

В моих объятиях Алтынай сжалась в комочек:

 — Что теперь родители его чувствуют, ты был у них? Нет? Ты чудовище, Лех.

 — Будет лучше, если я отыщу убийц Лебедева. Они там, где и поезд.

 — Ты уверен, что нельзя в милицию пойти? Ведь это их работа, убийц искать.

 — Нет, Лебедев особо предупредил не соваться к ментам. Ведь агент заговорщиков, узнав о моих намерениях, и постарается меня задержать.

Встрепенувшись, Алтынай высвободилась из моих рук:

 — Надо спасать людей! Как ты можешь спокойно жрать, читать макулатуру и пить лимонад, когда на тебе такая ответственность?

Мне впервые захотелось прикрикнуть на Алтынай. Сказать что-то вроде «Заткнись» или «Хватит кудахтать». Но неожиданно для самого себя, строго ответил:

 — Могу жрать, потому что голоден. И да, я раньше не искал потерянные поезда. Я искал микротрещины, слушая музыку в плеере.

Алтынай обняла меня и уткнулась в плечо:

 — Прости. Я буду молчать и слушать, что ты скажешь.

Я дожевал остатки сосиски в тесте, запил лимонадом. Вытерев рот платком, приказал:

 — Садись на трамвай до дома, а я пойду на встречу с пацанчиком из пиццерии.

 — Я с тобой.

 — Но ты сказала, что послушаешься.

 — Соврала. Конечно, я буду сама решать, что мне делать.

 — Но там опасно. Мало ли кто этот пацанчик.

 — Тем более пойду с тобой. Зачем я приехала сюда? Сотри крошки с подбородка и пошли. Вон, наш трамвай.

Она достала свой платок и буквально утёрла мне нос.

По адресу, указанному пацанчиком в записке, располагалась одна из «стоэтажек» нашего Двора. На деле в доме менее ста этажей, но «стоэтажка» было проще произносить, чем выговаривать цифру «сорок семь».

Местное домоуправление ограничивало ход лифта до двадцать пятого этажа, чтоб сэкономить сколько-то секунд времени. Поэтому я и Алтынай поднимались пешком.

Редкие квартиры верхних этажей были заселены или пьяницами, изгнанными с этажей, где жили приличные люди, или чудаками, желающими уединения.

Стены подъезда и коридоров исчирканы многослойными граффити. Антиправительственные и проправительственные лозунги уживались с названиями музыкальных групп и признаниями в любви или ругательствами. По тёмным сквозным коридорам, от одного наружного окна к другому, летали голуби. Пыль и голубиный пух плавали в воздухе.

Под ногами хрустели осколки штукатурки, мятые банки от пива с давно слезшей краской. Двери большинства квартир были раскрыты нараспашку, показывая, что в них никто не жил много лет. Видны мокрые гнилые диваны, расплющенные временем. Из них уже росла какая-то трава или грибы.

Иногда на диванах сидели кошки. Для них заброшенные этажи — пищевой рай. На полу крысы, в воздухе голуби. Напрягись немного, прыгни наугад, кого-нибудь из них точно поймаешь.

В приоткрытые двери жилых квартир можно было изредка увидеть хозяев. Обычно спящих на гнилом диване в окружении кошек и пустых бутылок.